(1182, Ассизи,-3.10.1226, там же) - воплощение Махатмы Кут Хуми (см. П/Ас-11.3.51). Итальянский святой (канонизирован 16.7.1228), основатель церковных орденов францисканцев (мужской монашеский), клариссинок (женский монашеский) и терциариев (мирян). Автор гимнов, наставлений, посланий, "завещаний", молитв, канонов, уставов ордена.

Отец Ф-а, Петр Бернардоне, был богатым торговцем сукном, мать происходила из знатного французского рода. Ф. (тогда первым именем его было Джованни) с детства был утончен, обаятелен, жизнерадостен и любил все раздаривать друзьям. В юности его часто избирали царем пирушек. Помогая отцу, умел ладить с клиентами и вообще со всеми был исключительно деликатен. Мечтал стать рыцарем. С детства знал, что станет великим, но воображал это под стать своему окружению. В 1202 г. во время битвы с соседним городом попал в плен на целый год, где, надо полагать, сильно разочаровался в нравах соотечественников. Но для отвыкания от разгульной жизни понадобилась еще долгая болезнь. В 1205 г. Ф. отправился было в крестовый поход, но почти сразу вернулся. Легенда гласит, что голос во сне отвратил его от грубых воинских занятий, призвав к более благородной битве.

Вместо трат на роскошную жизнь, он стал раздавать деньги нищим, сознавая свое призвание - "святую бедность". В душе произошел странный переворот: появилось отвращение даже к природной красоте (потом любовь к ней, конечно, вернулась, еще сильнее и одухотвореннее) и возникло стремление полюбить даже отвратительное, противное. Он отдал свою одежду нищему и надел его лохмотья. Потом помогал прокаженным.

Именно в эти годы (1198-1216) правил папа Иннокентий III, который поставил рекорд папского владычества над светским миром. Он объявил себя наместником Христа, то есть владыкой мира, образовал самостоятельное папское государство, отняв территорию у Германии (Священной Римской империи), стал сам назначать императора, нагло вмешивался в дела Сицилии, Франции, Англии и Португалии, вплоть до свержения английского короля, который удержался лишь предложив выплату дани Риму. Кроме того папа организовал крестовый поход, и крестоносцы, захватив Константинополь, образовали Латинскую империю. Другой крестовый поход 1208-9 гг. разгромил альбигойцев, уничтожались и другие "ереси", появлявшиеся из протеста против собственнической, материалистической идеологии Рима. И тут появился Ф., провозгласивший и воплотивший истинно христианский идеал отказа от собственности и официальной власти (даже священником он отказался стать, хотя духовно управлял многими тысячами) и образовавший на этих началах, плюс духовные занятия и помощь падшим, общину (похожую на ту, что создал в Италии же, будучи Пифагором). Учитывая крах папских претензий в ближайшие десятилетия, Кут Хуми с задачей справился.

В 1207 г., в полуразвалившейся церкви у распятия Христа, Ф. спросил: "Господи, чего Ты хочешь от меня?" И услышал ответ: "Ф., разве ты не видишь, что обитель моя разрушается - иди и восстанови ее". Ф. сначала понял это буквально, продал взятое у отца сукно и лошадь и отдал деньги на ремонт церкви. Отец избил его и запер, но вскоре Ф. сбежал из дому. Когда отец через епископа вытребовал обратно деньги, Ф. отдал и одежду и заявил, что у него теперь другой отец - Небесный. Стал ходить и просить у всех камни для церкви, а также пищу, чтобы не обременять священника, у которого теперь жил. Так он восстановил три церкви и только после этого осознал, что призван на большее - возрождать дух в католической церкви.

24.2.1209, услышав евангельское указание Христа апостолам, он понял, что именно этого желал всем сердцем, и выполнил: сняв обувь и выбросив суму и посох, отправился нести в мир слово Христа и образ жизни Христа. Отныне он не медлил практически осуществлять высшие Заветы, как бы наивно это ни выглядело с точки зрения человеческих правил. Его живые проповеди сильно отличались от скучных церковных.

16 мая у него уже было два последователя, и это считается датой основания ордена миноритов, как он именовался сначала. Они отказывались от денег (брали только для нужды больных), постоянного жилья и всякой личной собственности. Минимум (одежду, например) соглашались иметь как временные хранители, во всегдашней готовности вернуть и передать другим. Не имеющие ничего не вызывали в людях зависти, и тьма не имела средств порабощающего давления на них. Они были воистину счастливы в своей свободе, дающей доступ к духовному миру, и братство очень быстро выросло. Жизнь общины была очень мало формализована: не было обязательных частых служб, организованных молитв и т.д. Любовь и воздержание от пороков, а не начетничество. Свобода от пороков, но не изоляция от мира. Не отшельничество, а апостольское служение. Кроме разъяснения Учения Христа, призывов к покаянию и любви ("Мы, слуги Господа, должны растрогать сердца людские и подвигнуть к радости духовной"), помогали бедным, больным и раненым, утешали и ободряли, никакой награды не требуя. Свои же малые потребности в пище удовлетворяли милостыней, как обычные нищие, а также зарабатывали трудом. Для вступления в общину ставилось условием раздать все имущество бедным.

Вслед за Ф-м общинники стали писать стихи, сам же Ф. является одним из первых итальянских поэтов, поскольку до этого писали лишь на древней латыни; внес он вклад и в театр: первый поставил рождественскую пьесу.

Орден доминиканцев, ознакомившись с уставом и образом жизни францисканцев, в 1220 г. тоже стал нищенствующим. Однако церковь стремилась вернуть старые нормы. Управляющий делами ордена кардинал Уголино (с 1227 г. папа Григорий IX) добился изменения устава (утвержден 29.11.1223), где Ф. отстоял лишь принципиальные пункты. Идеальную организацию жизни ордена Ф. описал в своем "завещании", но после смерти Ф-а папа по-своему истолковал его и лишил юридической силы.

18/19.3.1212 была пострижена Клара ди Оффредуччи Ассизская, и это положило начало женской версии ордена. Терциарии же (третий орден покаяния, созданный в 1221 г.) могли сохранять имущество и обычный род работы и продолжать семейную жизнь, но воздерживались от развлечений, клеветы, вражды и использования оружия.

Вскоре число францисканцев возросло до многих тысяч, причем не только в Италии. Ф-а всегда что-то держало на месте, но 24.6.1219 он все же вырвался в Египет во время крестового похода с целью проповедью обратить в христианство мусульманского султана, взамен тому, чтобы церковь убивала иноверцев. Добиться такого мира он не смог, но зато султан помог ему посетить Святую Землю. Во время путешествия Ф-а (когда стали ходить слухи о его гибели) начались отступления от устава, ведь только его личное присутствие сдерживало деградацию. Приехав, он возмущался, что у ордена появились свои дома, призывал их разрушить, но ему не позволили, поскольку это, мол, имущество римской церкви. Наконец, у Ф-а разладилось здоровье, и он уже не мог активно влиять на жизнь огромного братства.

В последний год жизни Ф. сделал решительный (может быть, рекордный в истории церкви) и необратимый шаг от уподобления апостолам к уподоблению Христу, даже физически. Соблюдая пост Архангела Михаила на горе Альверна, он получил великие откровения. 14.9.1224 исполнилось его желание - ощутить любовь и муки Христа. Одним из следствий стало появление стигматов - кровоточащего подобия крестных ран Иисуса. Беседы же с Христом и ангелами у него проходили всегда на протяжении его подвижнической жизни. Христу Ф. уподоблялся и раньше - в прежних жизнях. Вновь, подобно Пифагору и Периклу, Кут Хуми прожил жизнь идеального человека, воплотив заветы Христа, осуществив Царство Божие на Земле в себе и ряде учеников. А раз Ф. смог пройти духовный путь ногами человеческими, да и у общинников тоже неплохо получалось многое, то и другим христианам возможно обретение Царства Божия. Ф. - один из высших ориентиров католического мира, да и других конфессий.

Рассказывали, что ночью (с 3 на 4 октября), когда Ф. умирал, над хижиной кружилась и пела стайка жаворонков - дневных птиц. Да и стоит ли этому удивляться, если Ф. не раз проповедовал "сестрам птицам", разговаривал с другими "братьями" животными и часто помогал им, любил их и уважал (подобно Пифагору - своему прежнему воплощению). Так, однажды договорился с волком-людоедом, и тот с тех пор кормился у жителей деревни, взаимно друг друга не обижая. И других призывал не убивать живых существ. Братьями и сестрами он называл звезды, Луну и Солнце, воду и огонь. Землю - "сестрой-матерью".

Аналогично случаю с волком, Ф. излечил от страсти к убийству разбойников: он велел монахам кормить тех и при этом убеждать больше не убивать. Разбойники раскаялись и некоторые вступили в орден.

Над местами сбора францисканцев наблюдали свечение. Упоминали умиротворение Ф-м малых и больших социальных конфликтов (например, гражданской войны в 1210 г.), видение им ангелов и бесов, изгнание последних и т.д.

На могиле Ф-а был возведен первый готический (вытянутый по вертикали) итальянский храм. Гробница Ф-а сразу же прославилась чудесами.

"Кто раскидывал сокровища Благости, как естественные искры своего земного существования... бессмертный и светоносный в существе своего духа, Святой Франциск, притягательный... для взрослых... и понятный детям. Истинное прибежище зверям и птицам... в своем высшем духовозношении Он приближался к Вышнему. В необычной мощи сознания Он сливался с Господом. Он знал высокую мощь сердечной молитвы, которая единственно может привести к действительной любви. Для Него любовь была не отвлеченность, но насущное питание Его духа. И еще одно замечательное качество освящает нам Облик Святого Франциска. Он никогда не осуждал. Если некоторые Его действия были объяснены последователями как возмущение против несовершенных нравов Его современников, то и эти действия были так утончены и так были полны благостными знаками, что само возмущение возносилось на тех же самых крыльях всепобеждающей любви. Если не каждый из нас может достаточно следовать в силе восторга, то во всяком случае в двух качествах Святого Франциска каждый должен подражать Ему - в неустанном действии и в неосуждении. В своем победном неосуждении Святой Франциск выявил величайшую жизненную мудрость, которая к тому же так легко достигается... Велика была моя радость узнать, как восторженно приняли вы мое предложение объединиться под Именем Святого Франциска... Мы трудимся для высшей Культуры, Красоты, Знания, Мира. Пусть будет всепобеждающая улыбка Святого Франциска нашим мощным щитом в этих стремлениях... Пусть Его высокая духовная утонченность укрепит вас. Вдохновленные Святым Франциском, вы найдете творчество вечно новое и неисчерпаемое. Вы познаете, что даже и гений должен неутомимо ежедневно трудиться. Во имя Святого Франциска вы найдете сияющее утверждение, которое сохранит вас от мертвого отрицания и разрушительного осуждения. В Имени Святого Франциска вы найдете неистощимую мощь против всех зол Тьмы. Вы поймете, что есть благословенное сотрудничество и единение. Творите, творите, творите! Слава Святому Франциску!" (Н.К. Рерих, "Любовь непобедимая. К Ассоциации Св. Франциска Общества имени Рериха" - из сб. "Держава Света").

На рубеже XII-XIII веков католический Запад был охвачен сильным духовным движением. Оно выразилось в широком распространении ересей. Вальденсы и другие еретики этого времени противопоставляли апостольскую нищету богатству и блеску римской церкви. Их проповедь евангельской бедности производила глубокое впечатление на всех религиозных людей. Знаменитый папа Иннокентий III (1198-1216) счёл нужным обратить этот принцип на пользу римской церкви и оказал тем очень важную услугу ей. Возникшие при нем нищенствующие ордена сделались могущественнейшими опорами папской власти .

В 1182 году у богатого купца в городе Ассизи (итальянская область Умбрия) родился сын, получивший имя Франциска (Франческо). Мальчик рано стал проявлять сильную склонность к странным поступкам. На 25 году жизни Франциска охватил религиозный энтузиазм. Непосредственным поводом к этому было впечатление, произведенное на него (1208 г.) при богослужении в церкви Богоматери чтением того места евангелия от Матфея, в котором передаются слова, сказанные Спасителем в напутствие апостолам, посылаемым на проповедь веры: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Матф. X, 9, 10). До того дня Франциск любил веселиться; теперь он бросил щегольство, надел нищенскую одежду, стал спать на голой земле с камнем под головой вместо подушки, стал жить милостыней.

Отречение святого Франциска от земных благ. Фреска Джотто, 1297-1299 гг. Церковь святого Франциска в Ассизи

Все в Ассизи смеялись над ним, многие считали его сумасшедшим, отец проклял его; но он продолжал следовать влечению своей души. Красноречивые проповеди Франциска склонили нескольких других энтузиастов подражать ему. Они также отреклись от всякого имущества, решили странствовать вместе с ним, проповедуя покаяние, возвращая заблудших на путь истины. Франциск Ассизский составил для своей нищенствующей общины устав и пошел в Рим просить у папы утверждения новому монашескому ордену. Он имел сильных покровителей, рекомендовавших его вниманию Иннокентия III.

Папа разрешил Франциску основать орден, устав которого возлагал на новую общину обыкновенные монашеские обеты, но вместе с ними придавал небывалое развитие обету нищеты. Орденской одеждой была темно‑серая мантия, опоясанная веревкой, как подпоясывались бедняки. Скоро эту одежду стали носить тысячи людей. Официальным названием монахов нового ордена было минориты («меньшие», то есть ставящие себя ниже других); но обыкновенно их называли францисканцами по имени основателя ордена. Та церковь Богоматери, в которой Франциск Ассизский почувствовал влечение к нищенствующей жизни, была отдана ему и получила название «малого дара» (Порциункула, Portiuncula). Франциск установил, чтобы при этой церкви ежегодно происходило общее орденское собрание.

Прижизненное изображение Франциска Ассизского. XIII век

Франциск Ассизский был человек доброго сердца; его воодушевление производило сильное впечатление. Небольшого роста, темноволосый, с жидкой бородой, с нежными чертами лица, он был одарен звучным голосом, говорил восторженным тоном, и аскетизм его внушал к нему такое уважение, что еще при жизни его считали святым. О Франциске составилось множество легенд, в которых явно выражается стремление выставить его подобным Христу. Франциск Ассизский подавал своим последователям пример исполнения миссионерской обязанности не только между христианами, но и между неверными. В 1219 году он отправился к войску Пятого крестового похода в Дамиетту. Он хотел обратить египетского султана в христианскую веру. Это ему не удалось. Франциск старался приобрести на Востоке мученический венец, не удалось и это: мусульмане не убили его. Франциск основал монастырь своего ордена в Иерусалиме; там францисканским монахам было вверено охранение святого гроба.

Говорить спокойно, логично, Франциск Ассизский не умел, но в его проповедях была неудержимая страсть, действовавшая на впечатлительных людей. Он говорил проповеди деревьям и холмам и проливал так много слез о грехах, что ослеп. Изнуренный аскетизмом, Франциск Ассизский умер в Порциункуле 4 октября 1226 года.

Смерть и вознесение святого Франциска Ассизского. Фреска Джотто, 1300 г. Церковь святого Франциска в Ассизи

Легенда утверждает, что благодать Божия возложила на его тело символы святости: на руках и ногах его были язвы (стигматы), на тех местах, где они находились у распятого Христа. Через два года после смерти Франциск Ассизский был причислен римской церковью к лику святых.

Мы составили эту книжку для того, чтобы прославить Господа и его служителя, блаженного Франциска, чтобы люди увидели, как премудрость и любовь Божия открываются в меньших мира сего и чтобы те, которые пожелают подражать ему, нашли для себя здесь пример и поучение. Как собирают цветы с прекрасного луга, так и мы выбрали из жизни святого, что нам казалось наиболее красивым, божественным и поучительным и изложили это простыми, правдивыми словами, пренебрегая учёным и полным рассказом. Пусть послужит эта книжка к просветлению и утешению душ человеческих, как она утешала нашу душу во время её составления.

I. Молодость святого Франциска

1. Любовь к играм и забавам

Франциск происходил из города Ассизи в Италии.

Он родился в семье богатого купца Бернардоне. Выросши, Франциск стал помогать отцу в лавке, но это занятие было ему очень не по душе: он был весёлый, живой юноша и с большим удовольствием отдавался забавам и песням, подобравши себе компанию таких же, как он, любителей весёлой жизни.

Он щедро тратил деньги на пиры и забавы, и за это часто получал выговоры от родителей, которые говорили ему, что он ведёт себя не как сын купца, а как какой-то принц. Всё же родители терпели это, так как были богаты и гордились тем, что их сын проводит время со знатными юношами.

2. В которых Франциск сохранял доброе сердце и любовь к нищим

Но и в самых попойках и кутежах Франциск сохранял мягкую и добрую душу, любил нищих и никогда не отказывал им в подаянии. Рассказывают, что однажды в лавку, где он продавал сукно, пришёл нищий и просил милостыню Христа ради. Франциск был занят и прогнал нищего; но потом совесть заговорила в нём, и он подумал: «Если бы кто-нибудь попросил бы у меня чего от имени какого-нибудь князя или графа, ведь я не отказал бы. Не должен ли я исполнить просьбу того, кто просит от имени Христа?» И, выбежав из лавки, Франциск догнал нищего и подал ему милостыню.

Вообще молодость Франциска прошла очень бурно, он много мечтал о военных подвигах, о славе, бывал в сражениях и раз даже попал в плен. Так дело шло до двадцати двух лет.

II. Обращение Франциска

3. Как он в душе обручился со святой бедностью

Однажды он был выбран своими друзьями распорядителем пира. Он устроил богатый пир, как это делал часто. Когда гости с криками и пением расходились по домам, он шёл с ними, но вдруг остановился, перестал петь и погрузился в глубокую задумчивость. И внезапно его посетил Господь и наполнил его сердце такой сладостью, что он не мог не говорить, не двигаться, ничего не видел и не слышал. Он сам потом говорил, что если бы его в эту минуту рвали на куски, он и тогда не двинулся бы с места. Когда друзья его увидали, что он отстал от них, вернулись, и с удивлением заметивши, что лицо его приняло какое-то особенное выражение, стали расспрашивать его: «Почему ты не идёшь с нами? О чём ты думаешь?», а другие шутливо замечали: «Он, должно быть, собирается жениться».

Тогда Франциск с живостью ответил: «Да! Правда! И я выбрал себе такую знатную, такую богатую и красивую невесту, какой вы никогда не видели».

Товарищи стали смеяться над ним; они не знали, что он говорил это не от себя, а по внушению Духа Святого, потому что невеста его была истинная Евангельская жизнь и бедность.

4. И стал отвращаться он от прежней жизни

С этого дня он стал внимательно рассматривать свою жизнь и презирать то, что раньше любил. Он удалялся от мирского шума, погружался в себя и неустанно разыскивал ту драгоценную жемчужину, которую купил, продавши всё своё имущество, некий человек в евангельской притче. Он много молился и ещё больше полюбил нищих, которым постоянно давал богатую милостыню. Однажды он ехал верхом по дороге около Ассизи и встретил прокажённого. Он всегда чувствовал большой страх и отвращение к прокажённым, но на этот раз сделал над собой усилие, сошёл с лошади и, поцеловав ему руку, подал ему милостыню. Получив ответный поцелуй от прокажённого, Франциск снова сел на лошадь и продолжал свой путь. С тех пор он часто бывал у прокажённых, носил им пищу, ухаживал за ними, а сердце его переполнялось неведомой ему раньше радостью, когда он слышал благодарность и благословление этих несчастных.

Мало-помалу он совсем оставил дом и прежние занятия, проводил всё время среди нищих и прокажённых или в небольшой часовенке святого Дамиана, которая ему особенно полюбилась.

5. Гнев отца и суд епископа

Отец его, видя, что на сына нет никакой надежды, что помощника из него в торговле не выйдет, был им очень недоволен, бил его и силой удерживал дома. Наконец, он решил совсем выгнать его из дома и лишить наследства и обратился для этого к епископу.

Когда Франциска привели к епископу, епископ сказал ему: «Твой отец говорит, что ты раздражаешь его и порочишь его имя своим поведением. Если ты действительно хочешь служить Господу, то откажись от наследства и верни отцу, если у тебя есть, его деньги».

Франциск был сильно обрадован и сказал: – Отец мой, я отдам не только деньги, но и одежду, которая на мне, – и снявши с себя всю одежду он положил ее вместе с деньгами перед епископом. Отец сейчас же забрал всю одежду и деньги, а епископ покрыл голого Франциска своим плащом.

Таким образом, Франциск освободил себя от всего мирского, он оставил отца своего телесного, чтобы всецело служить Отцу Небесному, и сделался также беден и наг, как его друзья нищие, прокажённые, больные и голодные.

6. Первая проповедь

Однажды Франциск услышал, как в церкви Богородицы читалось то место Евангелия, где Христос посылает учеников на проповедь : «Ничего не берите с собой: ни посоха, ни сумы, ни хлеба, ни денег, и не имейте по две одежды» ().

III. Первые ученики Франциска и основание ордена

Это место так поразило Франциска, что он воскликнул: «Вот, что мне нужно! Вот, чего я искал. Я буду исполнять это от всего сердца и изо всех сил».

Сейчас же он бросил свою обувь и палку, оставил себе только одну верхнюю одежду, которую подпоясал верёвкой и стал проповедовать, где только мог, слово Божие. Не был святой Франциск только слушателем слов Евангельских. Всё, что слышал, он старался сейчас же исполнять до последней буквы.

Он проповедовал простыми словами, но слова его были как огонь горячий и проникали в самое сердце. И слушающие удивлялись: «Не сын ли это Петра Бернардоне? Не его мы ли видели всегда за пиром и забавами? И вот он проповедует теперь чудными словами».

Многие люди были увлечены, как страстной проповедь ю Франциска, так и его жизнью, и в числе первых один богатый человек по имени Бернард, который, рассматривая подвижническую жизнь Франциска, решил в своём сердце продать и раздать нищим всё, что имел и жить как Франциск.

Поэтому он послал сказать Франциску, что очень желает его видеть по важному делу. Франциск очень обрадовался, так как догадался, для чего зовёт его Бернард, и надеялся найти в нём друга, которого он до сих пор не имел.

Итак, он пошёл к нему в дом и провёл у него в беседе всю ночь. К утру они решили идти в и узнать там волю Господа о них; с ними пошёл некий Пётр, который тоже хотел стать братом. Там они горячо молили Бога, чтобы Он указал на свою волю. Затем Франциск, преклонивши перед алтарём колени, разогнул Евангелие, и открылась следующее место: «Если хочешь быть совершенным, иди продай имущество твоё и раздай нищим и будешь иметь сокровище на небесах».

Франциск сильно возрадовался и открыл во второй и третий раз. И вышли следующие места: «Ничего не берите с собой в дорогу: ни посоха, ни сумы, ни хлеба, ни серебра и не имейте по две одежды» и «кто хочет идти за мной, пусть откажется от себя и возьмёт крест свой и за мной идёт». ().

– Друзья мои, – сказал тогда Франциск, – вот вам устав наш, вот что надо делать нам с теми, кто присоединится к нам.

Сейчас же Бернард приступил к раздаче своего имущества. Франциск помогал ему.

Вскоре присоединилось ещё несколько братьев.

Так сложилось братство бедных, или орден меньших братьев, и число членов его всё увеличивалось.

IV. Первая попытка проповеди

8. Святой отправляет братьев на проповедь

Братья жили как нищие и не имели постоянного жилища. Большею частью они собирались у часовни святого Дамиана или у церкви Богородицы в Порциункуле.

Когда святой Франциск исполнился Духа Святого, он созвал своих учеников и сказал им: – Исполним, братья, то дело, к которому призвал нас Бог, не для самих себя, а для спасения многих людей. Мы должны пойти по всему миру, уча людей не столько словами, сколько примером, призывая их к покаянию и праведной жизни. Не бойтесь показаться слабыми и невеждами, но смиренно проповедуйте покаяние, уповая, что Бог даст вам силы для проповеди . Вы встретите людей, которые с радостью примут ваши слова, а к людям гордым, которые будут против вас, относитесь с кротостью и без злобы. Не бойтесь, потому что скоро к нам придут много знатных и мудрых и обратятся к Господу.

Когда все братья по двое разошлись проповедовать, святой Франциск выбрал и себе в спутники брата Эгида. Он был всё время ужасно весел, пел гимны Богу и прославлял Его за Его благость. Радость его была такова, как будто он нашёл огромное сокровище в евангельской бедности.

9. Разные разговоры о братьях в народе

Те, кто слышали их, говорили: «что это за люди и что за слова говорят они?». В то время у людей совершенно не было любви к Богу, которая даже считалась глупостью. Поэтому о братьях говорили разно. Одни называли их дураками и полоумными, другие же замечали, что такие слова не от глупости. Какой-то слушатель рассказывал: – Или они действительно святые, или же сумасшедшие, потому что кто из разумных людей станет вести такую отчаянную жизнь, есть впроголодь, ходить босиком и одеваться в лохмотья?

Все же иные, видя святость их жизни, внимательно слушали их и даже присоединялись к ордену.

Так, через несколько дней к ним пришли три брата: Себастьян, Морит и Иоанн, и просили принять их в братство, и Франциск принял их с любовью.

10. Подвижническая жизнь братьев

Когда эти новые братья стали просить милостыню, то многие ничего не давали им, говоря им в насмешку: зачем вы раздали своё имущество? Вот и голодайте теперь.

А родители их и родственники всячески преследовали их и издевались над ними, как над сумасшедшими.

Даже местный епископ призвал как-то братьев и сказал им:

– Очень тяжела и сурова стала ваша жизнь с тех пор, как вы отказались от всякого имущества.

Но Франциск сейчас же ответил ему:

– Отец, если бы мы имели какое-либо имущество, нам понадобилось бы оружие, чтобы оберегать его. А отсюда пошли бы ссоры, неудовольствие и для любви к Богу ничего бы не осталось. Вот почему мы не хотим ничего иметь в этом мире.

11. Как в одном городе братьев приняли за воров

Многие принимали братьев за воров и отказывались принимать их, боясь, что украдут что-нибудь, так что часто они не находили себе иного убежища, как паперти церквей или навесы около домов.

Однажды два брата ходили по Флоренции, но не могли найти себе ночлега. Подойдя к одному дому с балконом, они сказали себе: «Здесь мы хорошо могли бы провести ночь». Так как хозяйка дома отказывалась пустить их в сам дом, то они смущённо попросили позволения ночевать на балконе. Едва она разрешила им это, как пришёл её муж.

– Зачем, – сказал он, –ты позволила этим бродягам оставаться на нашем балконе?

Жена объяснила, что им нечего здесь украсть, и они остались.

12. И как потом обнаружилась их святость

Был сильный холод; им не дали ничего, чтобы покрыться. Соснув немного, согретые одним лишь божественным жаром и прикрытые только покровом совей владычицы – бедности, братья на заре пошли в .

Хозяйка дома тоже пришла туда и, увидав братьев, которые усердно молились, сказала себе: «Если бы эти люди были воры и бродяги, как говорил мой муж, то они не молились бы так». И в то время, как она так размышляла, один человек по имени Гвидо, стал раздавать милостыню бедным, стоявшим в церкви. Подойдя к братьям, он и им хотел подать монету, но они отказались.

– Отчего, – спросил Гвидо, – вы не хотите принять денег, если вы бедны?

– Это правда, что мы бедны, – ответил Бернард, – но бедность не тяготит нас, так как по милости Бога, волю которого мы исполняем, мы сделались бедными по собственному желанию.

Он ещё больше удивился, когда узнал, что братья обладали большим имуществом, но из любви к Богу всё отдали.

Тогда и хозяйка дома и Гвидо переменили своё мнение о них и стали просить войти к ним в дом и оставаться, сколько захотят. Находились и такие дурные люди, которые всячески обижали братьев, даже отнимали у них одежду, а так как они носили только одну рясу, то оставались голыми, но они не требовали одежды назад, а терпеливо ждали, когда кто-нибудь, сжалившись, отдавал им похищенное обратно.

13. Оскорбления и преследования, которые братья терпеливо выносили

Иные совали им в руки игорные кости и приглашали играть, другие цеплялись им за полы и заставляли так тащить себя.

Всё это они терпеливо переносили, как научил их Франциск, и даже радовались таким искушениям, переносить которые помогал им Господь.

Видя, что братья терпеливо сносят обиды, не любят денег, воздержаны и живут между собой в согласии, многие раскаивались в своих злых шутках и просили у них прощения, которое братья давали им от всего сердца. Многие стали обращаться к ним с вопросами о спасении души и после беседы с братьями просили принять их в братство.

14. Возвращение

С радостью возвращались братья в Порциункул с новообращёнными, а когда встретились с Франциском и прочими друзьями, то забыли все невзгоды и страдания, которые перенесли во время проповеди .

V. Дальнейшая жизнь и подвиги Франциска

15. О том, как Франциск с братьями пребывали в труде, бедности и взаимной любви

Расскажем теперь о дальнейшей жизни и подвигах братьев.

д-р Катчер . Участие рабочих в прибылях предприятия.

Э. Бьюисон . Всеобщая забастовка.

Е. Ефимова . Жакерия.

Жеффруа . Вечный узник.

Л. Деева . Революция 1848 г. в Австрии.

Клеппер . Граф Муравьев-Вешатель.

В. Маноцков . Мелкий кредит.

Проферансов . Наука в России.

В. Маноцков . Потребительные общества.

О. Волькенштейн . Великая смута земли русской.

A.Белевский-Белоруссов . Местное самоуправление.

Ф. Фишер . Милитаризм.

О. Волькенштейн . Английское рабочее движение (Чартизм)

Н.Р. Земельные законодательство Новой Зеландии.

А. М. Обухов . Крестьяне и рабочие.

Е.Дедова . Последние годы царствов. Александра I.

Л. Д. Кларк . Современное положение рабочих в Соединен. Штатах.

А.М. Обухов . Как защитить себя и свой дом.

В.Тиммерманн . К чему стремится союз земельной реформы.

В. Немирович-Данченко . Без имени.

А. Михайловский . Как живут наши северные соседи.

А.Лория . Эволюция и революция.

Любомудрова . Женщина в революционном движении.

Рушковский . Увечные рабочие.

И. Штерн . Государство будущего.

Л.Зинцмейхер . Вопрос о жилищах рабочих.

К.Каутский . Карл Маркс.

Классики общественной мысли.

1.Ж.Ж.Руссо . Общественный договор (пер. под ред. с предисл. А. К. Джилелегова)

«Религиозно-общественная библиотека»

«Вопросы религии» № I. (Сборник, печат.)

Свенцицкий и Эрн . «Взыскующим Града» №1

Издания Д. П. Ефимова.

В. Линд . Что делалось в русской земле до начала русского государства, ц. 8 к. 2) Б. И. Александровский . Народное правление в древней Руси, ц. 15 к. 3) 0. Линд . Князь , ц. 10 к. 4) Тверь и Москва в пер. пол. XIV века, ц. 10к. 5) Т. Линд . Никон и Аввакум, ц. 10 к.

Склад изданий: Москва, Моховая, дом Бенкендорф, книжный магазин Д. П. Ефимова.

Франци́ск Асси́зский (лат. Franciscus Assisiensis, итал. Francesco d"Assisi , Джованни Франческо ди Пьетро Бернардоне, итал. Giovanni Francesco di Pietro Bernardone; 1181 или 1182 - 3 октября 1226) - католический святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена - ордена францисканцев (1209). Знаменует собой перелом в истории аскетического идеала, а потому и новую эпоху в истории западного монашества.

Художественно-символически изображается в коричневой монашеской рясе, подпоясанной верёвкой с тремя узлами, символами трёх данных им обетов: бедности, целомудрия и послушания, и - единственным из святых францисканцев - имеющим стигматы (раны Христа): на ладонях, ступнях и под ребром.

Старое монашество в своем отречении от мира возлагало на отдельного монаха обет бедности, но это не помешало монастырям сделаться крупными поземельными собственниками, а аббатам - соперничать в богатстве и роскоши с купцами и князьями. Франциск углубил идею бедности: из отрицательного признака отречения от мира он возвел её в положительный, жизненный идеал, который вытекал из идеи следования примеру бедного Христа. Вместе с этим Франциск преобразил и само назначение монашества, заменив монаха-отшельника апостолом-миссионером, который, отрекшись внутренне от мира, остается в мире, чтобы среди него призывать людей к миру и покаянию.

Как проповедник «бедного житья», Франциск имел предшественников. Особенное сходство с Франциском представляет старший его современник, Валдес из Лиона, от проповеди которого получила начало отпавшая впоследствии от католицизма секта валденцев.

В светской литературе его называют итальянский религиозный деятель, основатель одного из католических нищенствующих орденов, францисканцев, в литературе церковной или близкой к ней он носитель братского призыва ко всем людям доброй воли – а это звучит во все времена во всех конфессиях.

Он никогда он ни с кем не боролся, он жил, мыслил, и жил так, что много веков человечество не может это забыть.
Он боролся с самим собой. Считал себя великим грешником.

Итак, что же за личность. Годы жизни: 1181-й (или 82-й – как всегда, месяцы не точны) – 1226-й. Зенит западноевропейского Средневековья. Сложились национальные государства во Франции и в Англии. Во Франции это времена Людовика Восьмого, Людовика Девятого Святого, Крестоносца.

Разгар крестовых походов и начало кризиса крестоносного движения. В Италии единого государства нет, там сложилась как раз система разобщенности, городов-государств, маленьких, самостоятельных, автономных. И очень сильная папская власть. Это зенит власти папства на Апеннинском полуострове, и за его пределами.

Франциск Ассизский родился в 1181-м или 1182-м году.

Происхождение.

В самом центре Апеннинского полуострова, почти в геометрическом центре, есть гористая область Умбрия. Специально смотрела на карту, увидела, насколько она центральна. Она почти одинаково далеко находится от Флоренции (это на север), и от Рима (это на юг).


Город Ассизи, небольшой, но в этой Умбрии заметный, хотя не самый крупный – соседний Перуджа крупнее.

Родители. Отец – зажиточный купец Пьетро Бернардоне. Грубоватый, резковатый, торгует сукном – это выгодно.

Мать Пика из знатного рода в Провансе.

Отца не было дома, когда он родился. Отец торговал на юге Франции…
Ребенок родился без него. И мать назвала его Иоанн, или Джованни на итальянский лад…

Отец вернулся из Франции и сказал, что ему имя не нравится. «Иоанн, - говорит он, - Иоанн Креститель – это тот, который был одет в шкуру верблюда? Нет, я хочу, чтобы он был элегантный француз». И отсюда Франциск. Кто-то даже из авторов пишет, что скорее это звучало в итальянском варианте как «Французик», маленький…

Отец прогнозирует: он будет элегантным, он будет таким же жизнерадостным, веселым, на французский лад. Такого хотел он сына. И сначала, что поразительно, он его получил.

Образование у него было школьное, он учился в школе до 14 лет, учился прилежно, хорошо, но ровно до тех пор, пока отец не счел, достаточно.

Юность у него сложилась, как у всех юношей его круга. Как все, с некоторым оттенком тенденции к лидерству. Его называли «Царь пиров», Его признавали неформальным лидером. Но кто мог представить, во что это такое типичное, неформальное лидерство, выльется потом.

Авторы книг о Франциске Ассизком по-разному дают ответ на вопрос, как это с ним случилось.
И вот первое…
В Ассизе поднялось восстание и бунт против герцога Сполетанского, своего, местного герцога итальянского. Но герцог Сполето, Сполетанский, был вассалом императора германского, и восстание против герцога – это восстание против императора. В ходе этого восстания позиции внутри Ассизы, позиции дворян и простолюдинов – а к простолюдинам относятся ремесленники и купцы – разошлись. И дворяне Ассизы обратились за помощью против собственного простого люда к Перудже. А Перуджа – это самый крупный город в Умбрии – была готова с удовольствием повоевать.

Началась война Ассизы и Перуджи. Маленькая война, но для участников – война. Войско Ассизы было разбито.

Франциск попал в плен к Перудже. В этом плену он пробыл год, с 1199-го по 1200-й вместе с рыцарями. Вернувшись домой, он видимо, под влиянием этого рыцарского окружения подумал, наверное, что вот его призвание – войны.

Некий рыцарь, кондотьер известный в их краях, Вальтер, граф Бриенский, в это время набирал отряд, для того чтобы отправиться воевать в Апулию. Кто с кем там воюет? Вот все со всеми. И к нему присоединяется Франциск, Франциск, который в это время не Франциск Ассизский, а Франциск Бернардоне, сын своего отца Пьетро Бернардоне. И вот дальше случается нечто. На пути туда, не вступая еще ни в какие битвы и сражения он вдруг с полдороги возвращается домой и меняет свою жизнь.
Что с ним случилось? Разговоров и легенд полно, вокруг него сплошные легенды, и описания современников. Якобы ему приснился сон, в котором было показано оружие, и он счел, что правильно, я иду на войну. Потом явился голос, который сказал: «Ты неправильно понял, это не то сражение, ты не так понял. Есть другие, более высокие битвы». Ну, в общем, называют то, что с ним произошло, как бы оно ни выглядело, «illuminatio», озарение.

Озарение. В Средние века явление известное, не массовое, но оно принималось людьми Средневековья как норматив.
И после этого возвращения,он становится задумчив, настолько задумчив, что его не узнают, вот этого царя пиров, товарищи и спрашивают: «Слушай, может быть, ты жениться собрался?»

Он замер и вдруг, улыбнувшись, радостно сказал: «Да, я задумал взять невесту более благородную, более богатую и красивую, чем вы когда-либо видели». Мы знаем сегодня, он имел в виду бедность. Вот его невеста. Нищета, на которую надо в этой жизни себя направить, для того чтобы дух свой обогатить.

Джотто изобразил в изумительной своей фреске этот момент обручения с бедностью. Это в городе Ассизи, в храме, посвященном Франциску, женщина, молодая, красивая, но с исхудавшим измученным лицом, в разорванном платье, на нее лает собака, один мальчишка замахнулся на нее палкой, другие бросают камнями, она протягивает руку Франциску, а их благословляет Христос с небес. Вот та, с кем он обручился.

Событием, ускорившим неизбежный перелом в жизни Франциска, было столкновение с отцом. Франциск испытывал к ветхим и заброшенным церквям и часовням жалость, как к одушевлённым существам. Желая поддержать церковь св. Дамиана, Франциск в отсутствие отца забрал лучшего товара и повез его в Фолиньо для продажи. Продав там вместе с тем и лошадь, Франциск принёс вырученные деньги священнику, и когда тот, боясь гнева отца Франциска, отказался принять их, Франциск бросил свой кошелек на подоконник и остался при церкви. Узнав о гневе отца, Франциск долго скрывался в окрестных пещерах. Когда он вернулся домой, отец избил его и запер; но в отсутствие отца мать отпустила сына, и он навсегда ушёл из родительского дома. Бернардоне обратился к властям с требованием возвратить ему сына и похищенные им деньги; но Франциск заявил, что он стал слугой Господа и светским судьям неподсуден. Бернардоне обратился с жалобой к епископу. На суде епископа Франциск, по его требованию, не только возвратил деньги, но снял с себя полученную от отца одежду, объявив, что впредь будет считать отцом своим не Пьетро Бернардоне, а Небесного Отца.

Это отречение от всякой собственности наполнило его сердце великой радостью. Получив от слуги епископа простую одежду, Франциск отправился в соседний лес, громко распевая французские песенки. На вопрос встретившихся разбойников он ответил, что он «вестник Великого Господа». Это случилось в 1207 г.

Два года провел Франциск в окрестностях Ассизи, занимаясь, кроме молитвы, починкой церквей, для чего выпрашивал камни; особенно стала ему дорога полуразрушенная часовня св. Девы, под названием Порциункула. Исправив её, Франциск устроил для себя шалаш возле неё. Питался он объедками, которые собирал по городу в обеденное время. Многие стали его считать помешанным, но к его бедному житью присоединился богатый гражданин Бернард де Квинтавалле, который, согласно с Евангелием, распродал своё имущество и раздал бедным; присоединились и другие. В одежде странников они ходили по соседним городам и деревням, призывая к миру и покаянию. На вопрос, кто они такие, они отвечали: «кающиеся грешники»; но они были бодры духом, называя себя «ликующими в Господе» или «потешниками Господа». Иные из них, как и сам Франциск, занимались ручным трудом, при случае помогая крестьянам в сельских работах, но денег не принимали, довольствуясь лишь скромной трапезой.

1209 г. отмечен источниками как новая дата в жизни Франциска. В своей часовне за обедней он услышал слова, с которыми Христос послал своих учеников проповедовать о наступлении Царства Небесного: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Мф. 10:9-10). Франциск просил священника повторить и разъяснить ему латинский текст и, вникнув в смысл его, с восторгом воскликнул: «Вот чего я хочу!» Он снял с ног обувь, бросил посох и опоясался веревкой. Нищее житие превратилось для него в апостолат, из нищего странника и отшельника он стал проповедником. Не раз ещё потом на Франциска находило сомнение, что угоднее Богу - молитва или проповедь; но именно то, что молитва уступила проповеди, обусловило собой всемирно-историческое значение нового францисканского ордена.

Основание ордена францисканцев

Не надо быть мрачными отшельниками – фигура очень популярная, в тогдашней Европе. Он говорит: «Нет-нет, надо идти и рассказывать людям об истинной вере, доброте». По его словам, с радостью и весельем нести жалость и сострадание к людям и, конечно, не иметь никакой собственности. Это радикальное отличие как от официальной церкви, так и от духовно-рыцарских орденов, возникших в результате крестовых походов.
Франциск однажды сказал: «Если бы у нас была собственность, нам было бы нужно оружие для нашей защиты, ибо в ней источник раздоров, - в ней, в собственности, - источник раздоров и тяжб, и она обычно препятствует любви к Богу и к ближнему. Вот почему мы не желаем иметь собственность».
Вот как в его самых свежих жизнеописаниях, составленных сразу после жизни, описывают реакцию на его проповеди. «Прибегают мужчины, прибегают женщины, торопятся клирики, стремятся верующие с целью увидеть и услышать божьего святого, всем казавшегося человеком другого века».

«И в самом деле, с тех пор как явился Святой Франциск, и заговорил, небо, казалось, изливало на землю новый свет». То есть, масштаб личности, ее изумляющее состояние было таково, они быстро поняли, что он особенный.

В том же 1209 году он отправляется к Римскому Папе Иннокентию Третьему.

Перед отправлением с визитом к Папе он сказал: «Я не буду предводительствовать этой группой, (у него к тому времени 12 учеников) давайте изберем, кто будет первым». Он не хотел, не мог быть начальником. И они избрали главным некоего Бернарда и пришли к Папе Иннокентию Третьему.

Кто эти две личности, два полюса? Франциск и Папа Иннокентий?

Поразительно четко противоположные. Иннокентий Третий – это тот Римский Папа, который хотел всей власти, над всеми. Именно он стал называть себя наместником Бога на земле – а до этого это был апостол Святого Петра или римский епископ. При нем папство достигает зенита могущества. У него в прямой вассальной зависимости находятся короли Англии в лице несчастного Иоанна Безземельного, Арагона, Португалии, Болгарии – прямые вассалы Папы.

Это он положил начало Инквизиции в Западной Европе. Это могущественный сеньор с совершенно безумными претензиями на власть.
И кто такой Франциск? Никакой власти, никакой гордыни. Когда Иннокентий Третий увидел этого человека, лохматого, грязного… бесформенный плащ, завязанный грубой веревкой и исподнее, больше на них, на этих францисканцах, ничего не было,он сказал: «Да тебе лучше к свиньям, отправляйся, ты к ним больше подойдешь. Валяйся среди них, будешь там как раз».
Франциск сказал: «Хорошо». Пошел и повалялся с этими свиньями. И вернулся совсем уже загрязненным и сказал: «Я исполнил твою волю, теперь услышь и ты, пожалуйста, мою мольбу».
Как пишут церковные авторы, Папа устыдился и одобрил создание ордена, но не утвердил его устав.

Почему?Что он при этом должен был вспомнить? Во-первых, увидеть совершеннейшую необычность этой личности. Во-вторых, вспомнить, что когда-то, не так давно, так же к папскому престолу припадали вальденцы, и просили дать им разрешение проповедовать. Им резко отказали – они превратились в жестоких противников Церкви и теперь уже огнем и мечом, истребляется ересь. Если вот здесь отказать и раздражить, может быть, будет еще один такой.
Папа, конечно, ошибался: Франциск не мог бы превратиться в резкого борца с Церковью. Но Папе помог этот опыт предшественников и ошибки, и он предпочел сказать: «Одобряю. Живите», и они превращаются в орден, совершенно непохожий на другие.
В то же время он принял их на службу церкви, взяв с Франциска клятву послушания папе и дав его спутникам тонзуру, сделавшую их клириками.

С этого времени число францисканцев быстро растёт, и они собираются обратить все народы. Для этой цели были организованы небольшие миссии, поставленные под начало одного из братьев, называвшегося «министром». То же стремление к служению побудило Франциска присвоить своим последователям название миноритов - меньших.
В романских странах, Франции и Испании, миссии не встречали особых препятствий; но в венгерских степях пастухи травили пришельцев собаками и прокалывали их одежду заостренными палками, которыми загоняли свои табуны. Из южной Германии первая миссия вернулась ни с чем; следовавшая за ней миссия, похождения которой описаны очевидцем, также встречала большие затруднения. Неустрашимые францисканцы, однако, не останавливались ни перед какой опасностью и проникли даже в Марокко, где стали первыми мучениками своего ордена.

Как далеко ни уходили францисканцы, их тянуло к Франциску, и в Троицын день они возвращались к его шалашу близ часовенки Порциункулы, где на время своего пребывания строили и для себя шалаши. Так возникли так называемые генеральные капитулы, то есть сборы всех членов общины. О первых собраниях нет точных данных, но о собрании 1219 г. сохранилась молва, что братьев собралось 5000, и все они прожили около Франциска неделю, питаясь приношениями окрестных жителей, так велико уже было почтение народа к Франциску. В 1212 г к Франциску явилась 18-летняя Клара Ассизская, дочь соседнего помещика Оффредуччо, и тайком от родных приняла от Франциска пострижение, к ней присоединилась её 14-летняя сестра Агнес, несмотря на угрозы и побои родни. Франциск поместил их у бенедиктинок, а потом отдал в их распоряжение церковь св. Дамиана, где и возникла женская община бедных сестер, из которой развился женский орден Клариссин.

Базилика Святой Клары
К бедному житью стали примыкать и многие миряне. Идея бедного житья стала так популярна, что Доминик, учредитель названного его именем ордена братьев-проповедников, видоизменил составленный для них устав по типу францисканского и превратил доминиканский орден в нищенствующий.
Отношения Франциска и Римской Церкви

При Гонории III в отношениях Римской курии с Франциском выступает на первый план кардинал Гуго или Уголино, впоследствии папа Григорий IX. Официальные источники повествуют о самых дружественных отношениях между Уголино и Франциском, но вместе с тем с этой поры все более и более ощущается влияние курии на судьбу дела Франциска. Община так разрослась, что нужно было подумать об её организации. Полный энтузиазма и любви ко всем, Франциск этим мало интересовался, но тем более заботились о том члены курии, которая уже при самом начале обязала братьев к послушанию Франциску, а его самого к повиновению папе. Для общины последователей бедного Христа наступила критическая эпоха, из которой она вышла преобразованной в монашеский орден. Отдельные эпизоды этого кризиса скрыты от нас.

Кризис ордена

Не менее важно для судьбы братства было и то, что теперь и в его среде были люди, которым идеал Франциска казался слишком суровым, и которые требовали уступок и смягчений. Эти умеренные искали опоры у кардинала. Некоторые источники выставляют главой недовольных Илью Кортонского и рассказывают, что Илья в 1219 г. пытался повлиять через Уголино на Франциска, чтобы добиться изменения францисканских правил в духе других монашеских орденов; Уголино от своего имени высказал Франциску это желание, но встретил сильный отпор.

Наступление кризиса было ускорено отлучкой Франциска. Он давно уже порывался проповедовать вне Италии; его особенно тянуло во Францию, но кардинал не пускал его, утверждая, что он нужен дома. В 1219 г. Франциска уже нельзя было удержать. Крестоносцы в это время захватили Дамьетту в Египте, и Франциск решился обратить в христианство тамошнего султана. Отправляясь за море, Франциск передал руководство общиной двум назначенным им братьям. Тотчас по отъезде Франциска начался раздор среди общины; когда распространилась молва о его смерти, заместители его, принадлежавшие к ревнителям сурового идеала, устроили собрание, на которое пригласили только своих единомышленников, и установили три постных дня в неделю вместо двух. Другие братья пытались захватить в свои руки заведование женскими монастырями или приютами для прокаженных и добивались полномочий для своих планов со стороны курии. Франциск, между тем, проник в лагерь мамелюков, где его чуть не убили, так как за голову каждого христианина уплачивался золотой.

Убедившись в бесплодности своей попытки, Франциск отправился со своими спутниками в Сирию, где его настиг монах, посланный за ним партией недовольных новшествами. Франциск тотчас вернулся и уже на пути к Ассизи, в Болонье, испытал, как трудно удержать братию на высоте указанного им идеала. С образом бездомного, странствующего Христа было несовместимо проживание братьев в собственных домах, - а именно такой дом он нашёл в Болонье. Сильно возмущенный, Франциск потребовал разорения дома, но находившийся в Болонье Уголино возразил ему, что дом не составляет собственности братьев, а принадлежит римской церкви. То же испытал Франциск в самом Ассизи; здесь он даже влез на крышу и стал скидывать черепицы, но городская стража его остановила, объявив, что дом этот составляет городскую собственность. Франциск поспешил в Рим, настоял на отмене новшеств, введенных в его отсутствие, и помешал возведению нескольких братьев на высокие церковные должности. «Потому они и называются миноритами, - сказал Франциск, - чтобы никогда не возноситься». Но он не мог остановить других распоряжений курии, существенно изменявших характер братства.

Формализация и структуризация ордена францисканцев

Булла 1220 г. положила конец свободному входу в братство и выходу из него.
Христолюбивое странствующее братство Франциска превратилось в централизованный и оседлый францисканский орден. Во главе его стоит генеральный министр, только ему предоставлено право разрешать проповедь братьям. Над областями поставлены провинциальные министры; в первый раз упоминаются кустоды, то есть заведующие отдельными общинами.

Изменилось и положение самого Франциска в ордене. По возвращении из Сирии он отказался быть министром и слугой всего братства и поставил на своё место сопровождавшего его на Восток Петра Катанского.

Последние годы жизни Франциска Ассизского

Однажды послушник, получивший от генерального министра разрешение иметь псалтырь, пришёл к Франциску, испрашивая и его согласия на это. Франциск, боявшийся книжной мудрости и отвергавший собственность, сказал послушнику, что, получив псалтырь, он захочет иметь и молитвенник (бревиарий), а после того усядется как важный прелат и скажет товарищу: «Принеси мне мой бревиарий». Затем Франциск нагнулся, схватил горсть пепла и посыпал им голову монаха, приговаривая: «Вот тебе бревиарий, вот тебе бревиарий». Несколько дней спустя монах снова заговорил о своей псалтыри. Франциск ответил ему: «Делай то, что тебе сказал твой министр», но затем, одумавшись, догнал монаха и просил повести его на то место, где он велел монаху исполнить слова министра. Когда они пришли туда, Франциск сделал земной поклон перед монахом и сказал: «Прости меня, брат, ибо тот, кто хочет быть министром, не должен иметь ничего, кроме своей одежды».

Этот рассказ слишком простодушен, чтобы можно было его считать позднейшим вымыслом. Существует, впрочем, и документ, неопровержимо доказывающий, что Франциск в последние годы осуждал направление, принятое орденом. Это завещание Франциска; оно состоит из увещаний и наставлений и представляет, можно сказать, сплошной протест против превращения нищего смиренного братства Христова в могущественный монашеский орден.

Франсиско де Сурбаран, Святой Франциск, 1658. Старая пинакотека, Мюнхен

Освобожденный от забот об ордене, Франциск мог снова предаться странствованию и одинокой молитве.
Изобразить в своей жизни земное странствие Спасителя, пережить все знаменательные моменты Его жизни - вот на что устремлены все помыслы Франциска. Он устраивает в лесу близ Греччио «живую картину» Рождества Христова (ясли, вол, осёл, кругом молящиеся пастухи и крестьяне). Устройство таких яслей в день Рождества в церквах входит с этого времени в обычай в Италии.

Под влиянием той же мысли Франциск отправляется в 1224 г. с ближайшими товарищами на высокую вершину Ла Верна, в верховьях Арно, где проводит время, поодаль от братьев, в посте и уединённой молитве. Здесь в утро Воздвижения Св. Креста Франциск имел видение, после которого на его руках и ногах, по преданию, остались стигматы, то есть изображения головок и концов гвоздей распятого Христа.

Несмотря на то, что Франциск действительно считал своим призванием «оплакивать по всему свету страдания Христа» и несмотря на собственные тяжёлые страдания в последние два года жизни, Франциск до конца сохранил своё поэтическое воззрение на мир. Его братская любовь ко всякой твари составляет основание его поэзии. Он кормит зимой пчёл мёдом и вином, поднимает с дороги червяков, чтобы их не раздавили, выкупает ягнёнка, которого ведут на бойню, освобождает зайчонка, попавшегося в капкан, обращается с наставлениями к птицам в поле, просит «брата огня», когда ему делают прижигание, не причинять ему слишком много боли.

И самая замечательная это его история с волком. Некий волк на окраине Ассизи очень пугал людей. Одичал, старый, отбился от стаи. Он становится голодным и бросается на людей. Все боялись. Франциск пошел поговорить с волком. Поговорил.
Он стал ему рассказывать, что не надо есть людей. «Но только ты мне обещай, - волку, - я с людьми договорюсь, они тебя будут кормить». И увидел, что у волка внимательный понимающий взгляд, и, как трогательно пишут рассказчики, волк протянул ему лапу. После этого лапопожатия два года люди кормили этого волка, очень к нему привыкли, полюбили. Он умер от старости, и они об этом жалели, что он умер.
Видимо именно в связи с этой историей папа Иоанн Павел Второй объявил его покровителем экологии.

Франциск Ассизский. Миниатюра XIV века. Национальная библиотека (Рим).

Весь мир, со всеми в нём живыми существами и стихиями, превращался для Франциска в любящую семью, происходившую от одного отца и соединённую в любви к нему. Этот образ был источником, из которого вылилась его поэтическая «хвала» Господу со всеми Его творениями и паче всего с господином братом солнышком и т. д. Преувеличенно, конечно, считать Франциска, как это делает Тоде, творцом итальянской поэзии и искусства и виновником Ренессанса; но нельзя не признать, что одушевление и подъём духа, проявившиеся во францисканских соборах и во фресках Джотто, были внушены смиренным и любящим последователем нищего Христа.

Последние дни Франциска были очень мучительны; страдания его были облегчены уходом св. Клары и его собственным настроением. Он прибавил к своей Хвале Господа и всех творений строфу с хвалой «сестре нашей, телесной смерти», и не как аскет, а как поэт, закончил жизнь словами: «Жить и умереть мне одинаково сладко».

Франциск скончался 4 октября 1226 г.; уже два года спустя он был канонизован папой Григорием IX, бывшим кардиналом Уголино. На «райском холме» началась постройка великолепного готического собора имени нового святого.

Могила святого Франциска находится в нижней церкви Сан-Франческо в Ассизи в монастыре Сакро-Конвенто.

Память

В честь итальянского святого Франциска Ассизского названы:

Крупная река Сан-Франсиску (4 октября 1501, день святого по календарю святых католической церкви) на северо-западе Бразилии;
Санта-Фе (1610; «Королевский город Святой Веры святого Франциска Ассизского»), административный центр штата Нью-Мексико (США);
город Сан-Франциско (1776; Калифорния, США).

В честь святого взял себе тронное имя папа римский Франциск , избранный 13 марта 2013 года

Изображение святого используется итальянской мафией для принесения клятвы верности

XIX век

Пьеса «Святой Франциск Ассизский: Проповедь птицам» (1863) венгерского композитора Ференца Листа.

Четыре сочинения Святого Франциска были положены на музыку (1948) французским композитором Франсисом Пуленком . Музыкальное произведение для мужского хора «a capelle» носит название «Четыре маленькие молитвы Святого Франциска Ассизского».
Опера «Святой Франциск Ассизский» (Saint François d’Assise) французского композитора Оливье Мессиана , мировая премьера которой состоялась 28 ноября 1983 года.

Франциск в русской литературе и философии

Интерес к Франциску в России появился в так называемом Серебряном веке русской литературы. Это было связано, прежде всего, с таким литературным течением, как символизм. Для самого Франциска, как и для его последователей, напиример, для Антония Падуанского, Убертино Казальского и др., было характерно символическое видение мира. Ограничусь лишь двумя примерами. Антоний Падуанский в проповеди на третье воскресенье Адвента цитирует стих из книги пророка Исайи «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего» и тут же делает неожиданный вывод: «Вол, то есть разбойник на кресте владетеля своего, говоря: Помяни меня. И осел, т.е. сотник, ясли господина своего» (Antonius de Padua. Sermones Dominicales Adventus et De tempore. Pedeponti, 1739, p. 8). А Убертино Казальский в своей книге «Arbor vitae crucifixae Jesu Christi» сравнивает Франциска и Доминика с Илией и Енохом (двумя свидетелями, описанными в 11 главе Откровения Иоанна Богослова) (Inter quos in typo Heliae et Enoch Franciscus et Dominicus singulariter claruerunt) (Ubertino de Casale. Arbor vitae crucifixae Jesu Christi. Venezia, 1485, p. 427). Подробнее о символическом видении мира у самого святого Франциска смотри в статье «Богословие святого Франциска». Совсем другими причинами, чем у символистов, был обусловлен интерес к Франциску у Льва Толстого. Толстой, создававший свое собственное нравственное учение на основе Евангелия, пытался найти в мировой культуре что-нибудь близкое к собственным мыслям. Этим объясняется его интерес к личности и творчеству св. Франциска, о чем сохранились свидетельства в его «Дневнике» и в воспоминаниях современников. Интерес к святому Франциску был также связан с рецепцией западной литературы от Данте до Верхарна. Ведь Серебряный век в России – это и век расцвета переводческого творчества. Наконец, интерес к святому Франциску принял особенный характер у тех деятелей русской культуры, кто профессионально изучал католичество и вообще западноевропейское средневековье (Герье, Карсавин) или же интериоризировал католическую духовность (Вячеслав Иванов, о. Сергий Соловьев, Лев Эллис, Л.Ю. Бердяева). Интерес к личности св. Франциска был столь велик, что затронул и «широкие массы русской интеллигенции», – от «левых» В. Хлебникова, М. Шагинян и И. Эренбурга, до «правых» – Б. Зайцева, И. Ильина, Н. Лосского.

Лев Николаевич Толстой (1828-1910)

Лев Николаевич Толстой заинтересовался личностью Франциска уже на закате жизни, прочитав в оригинале книгу П. Сабатье Vie de S. Franсois d"Assise, впервые изданную в Париже в 1893 году. О том, что этот интерес был достаточно глубоким, свидетельствуют как дневники Толстого, так и воспоминания его современников.

Дневник Александры Толстой. Запись от 22 июня 1903 года:
«Как-то на днях папа переводил Лине [Александре Владимировне Толстой, жене Михаила Львовича Толстого] с английского слова Франциска Ассизского и так был тронут тем, что переводил, что чуть не заплакал. Это был рассказ о совершенной радости» (Толстая А.Л. Дневник 1903 года// Октябрь № 9, 2001).
Сам Л.Н. Толстой неоднократно пишет в своих «Дневниках» о Франциске Ассизском:
Запись от 22 декабря 1893 года: «События были за это время еще: книга Sabbatier о Франциске. Подняло во мне воспоминания о прежней страстности добра, полного, на деле, жизнью исполнения истины» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 19. М., 1965, с. 493). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Книга Поля Сабатье «Жизнь святого Франциска Ассизского». По рекомендации Толстого она была в 1898 году переведена и издана в «Посреднике»» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 19. М., 1965, с. 615).
Запись от 19 июня 1903 года: «Перечел Франциска Ассизского. Как хорошо, что он обращается к птицам, как к братьям! А разговор его с frеre Lеon о том, что есть радость?! (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 172). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Толстой читал книгу П. Сабатье «Жизнь св. Франциска Ассизского», М., 1898. Упоминаемый им разговор Франциска Ассизского с братом Львом о радости позднее был включен Толстым в сборник «Круг чтения». По мысли Франциска Ассизского, радость – в том, «чтобы перенесть незаслуженный укор, потерпеть от него телесное страдание и не испытать враждебности к причине укора и страдания, радость в сознании настоящей веры и любви, такой, какую не может нарушить ни зло людей, ни свои страдания» (ПСС, т. 41, стр. 330)» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 494).
Запись от 14 января 1907 года: «Нынче думал о том, что невозможно спокойно жить с высоким о себе мнением, что первое условие спокойной и доброй жизни это – то, что говорил про себя Франциск, когда его не пустят. И нынче все утро был занят этим уменьшением своего знаменателя. И, кажется, не бесполезно: живо вспомнил в себе все то, что теперь осуждаю в сыновьях: игрецкую страсть, охоту, тщеславие, разврат, скупость… Главное, понять, что ты – самый ниже среднего уровня по нравственности, слабости, по уму, в особенности по знаниям, ослабевающий в умственных способностях человек, и не забывай этого, и как легко будет жить. Дорожить оценкой Бога, а не людей. Признавать справедливость низкой оценки людей» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 260). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Проповедь Франциска Ассизского о смирении. Толстой включил ее в свой сборник «Мысли мудрых людей на каждый день» (ПСС, т. 40, стр. 69-70) (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 515).
П.И. Бирюков в «Биографии Л.Н. Толстого» так толкует это место из «Дневников»:
«Эта запись требует объяснения по двум пунктам. Выражение «что говорил Франциск, когда его не пустят» - есть намек на известный рассказ из жизни Франциска, передающий его разговор с его учеником о том, «в чем радость совершенная». На его вопрос ученик перебирает целый ряд «радостей», которые приходят ему в голову, но Франциск говорит на все – нет, совершенная радость не в том, даже не в том, чтобы христианство распространилось по всей земле. Ученик в недоумении спрашивает: «В чем же, учитель, радость совершенная?» – и Франциск отвечает, что если их, странников, измученных в пути, промокших и голодных, не пустят в ночной приют, а отгонят и обругают, и они перенесут это с любовью, то в этом будет радость совершенная. Лев Николаевич очень любил этот рассказ и часто пользовался им, чтобы выразить истинное религиозное чувство смирения. Здесь же Лев Николаевич прибегает к любимому им математическому сравнению. Он говорит об уменьшении знаменателя. По определению Льва Николаевича, достоинство человека измеряется дробью, у которой числитель есть то, чем обладает человек, а знаменатель – это то, что человек о себе думает. При одних и тех же качествах, достоинство человека тем выше, чем меньше о себе думает человек, подобно тому, как величина дроби повышается с уменьшением знаменателя» (П.И. Бирюков. Биография Л.Н. Толстого. М., 2000, с. 507).
Запись от 6 августа 1907 года: «Прежде были святые Франциски, а теперь – Дарвины» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 273).
Запись от 26 октября 1908 года: «Да, великое слово Франциска Ассизского: когда будет радость совершенная» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 303).

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866-1941)

В отличие от Л. Толстого ранний Мережковский смотрит на Франциска Ассизского глазами поэтов-символистов («все религии, вся поэзия, все искусство народов являются только рядом символов»):
«Однажды, во время своего первого путешествия по Италии, Гёте проезжал Ассизи, городок Умбрии, родину св. Франциска. Он долго стоял со слезами умиления на глазах перед колоннами полуразрушенного храма Минервы и прошел мимо Францисканского монастыря в Ассизи – этой сокровищницы средневекового искусства, не только равнодушно, но с ненавистью к памятнику религиозных суеверий и человеческого рабства. Около ста лет после Гёте через Ассизи проезжал человек современный – Ипполит Тэн. Воинствующий гуманизм не помешал уже ему зайти в монастырь св. Франциска, и, не отрекаясь от свободомыслия, он мог любоваться на древних стенах обители фресками Джиотто и Чимабуэ. Наш гуманизм многим отличается от гуманизма XVIII века. Мы так же свободны от средневековых догматов, как Вольтер и Гёте, но все-таки можем находить, что Франциск Ассизский столь же близок божественному началу мира в своей простоте, любви и смирении, как поэт-Олимпиец. Мы уже без страха, только с любопытством изучаем нашу старую темницу, потому что вполне уверены, что не вернемся в нее никогда. Средневековый католицизм для нас мертвый враг, и мы перестали даже ненавидеть его. Мы смело можем снять с него доспехи, чтобы любоваться красотой и художественной отделкой страшного тысячелетнего вооружения, облитого кровью стольких жертв. То, над чем Вольтер злобно смеется, Ренан спокойно объясняет и, объяснив, начинает любить и находит, что под омертвевшей легендарной оболочкой таится вечно живое нравственное содержание. При всех слабостях, при всем недостатке идеализма и творчества людям XIX века принадлежит оригинальное свойство, одна великая способность, которая возвышает их в известном отношении над всеми веками. Сквозь самые чуждые и непонятные догматы, сквозь призму мертвых религиозных форм они умеют находить вечно живую красоту человеческого духа. С этой точки зрения – все религии, вся поэзия, все искусство народов являются только рядом символов» (Д.С. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995, с. 392).
Поздний Мережковский, обратившийся к христианской мистике, восприминает образ Франциска по-другому:
«В тело -- темницу -- заточена душа за какую-то великую вину, -- напоминает Климент Александрийский учение орфиков. "Все мы живем в наказание за что-то", -- напоминает и Аристотель, кажется, то же учение. "Грех человека величайший -- то, что он родился" (Кальдерон), -- сын ушел от отца. Только один Человек в этом грехе неповинен: Сын от Отца не ушел, -- Он послан в мир Отцом. Но вот, и Он "возмущается духом": "Авва, Отче! избавь Меня от часа сего". Не было ли, и до Гефсимании, в жизни Его таких минут человеческой немощи, когда Он тосковал и ужасался: "Авва, Отче! Кто же от Кого ушел, -- Ты от Меня, или Я от Тебя?"
Этой муки Его мы никогда не узнаем, может быть, потому, что не хотим знать, боимся этого слишком человеческого в лице Его, в жизни и смерти, а не зная этого, никогда не полюбим Его, как надо любить; не поймем, что значат у таких людей знающих, -- любящих Его, как Павел и Франциск Ассизский, крестные, на руках и ногах, язвы, "стигматы"; никогда не поймем, что значит на всех земных путях несмолкаемая жалоба: "вы, проходящие, скажите, кто так страдал, как Я?"» (Д.С. Мережковский. Иисус Неизвестный. Белград, 1932).

Вячеслав Иванович Иванов (1866 – 1949)

Вячеслав Иванов – поэт-символист, философ, переводчик, драматург, литературный критик, филолог, идеолог дионисийства. Яркий представитель «Серебряного века». Он пишет: "Я уверен, что не мог бы восстать Дант, если бы не подвизался ранее святой Франциск Ассизский. И Россия не могла бы в прошлом веке достигнуть того мощного расцвета своих творческих потенций, если бы не жил незадолго на Руси, в Саровской отшельнической келье, как чистый сосуд лучащейся духовности, старец Серафим. От святых исходят эпохальные импульсы к высшему сознанию. Они подобны чувствилищам, которые земля протягивает в высшие миры, и нервам, которые передают земле их воздействие” (Иванов Вячеслав. Лик и личины России //"Родное и вселенское". М. 1994, С. 334).

Розы в Субиако

Не ветерком колеблемые трости,
Не мужа в мягких складках риз богатых
Вы шли увидеть. Скит на белых скатах –
Обитель горняя. Премудрость, прости.

Как остов – ребра скал, и камни – кости;
И в черепах, под бровью рощ косматых,
Пещер глазницы. А в теснинах сжатых
Беснуется порок в ползучей злости.

Рос дикий терен под апсидой низкой,
Где ночь и день из бездн кромешных аспид,
В утес вгрызаясь, вопиет угрозы.

Но бросился в колючки гость Ассизский,
Чтоб ветхий в нем Адам был внове распят.
С тех пор алеют садом эти розы.

«Бросился в колючки брат Ассизский». Вячеслав Иванов имеет в виду старинную легенду, которая запечатлена на фреске Иларио де Витербо (Святой Франциск бросается в колючие кусты, 1393) в церкви Санта-Мария-дельи-Анджели в Ассизи. Потом легенда сообщает, что от капель крови, капавших с тела Франциска, уязвленного тернами, выросли розы без шипов. Основатель Opus Dei Хосемария Эскрива в своей книге «Путь» вопрошает: «Чтобы сохранить в чистоте душу и тело, святой Франциск катался по снегу, святой Бенедикт бросался в терновый куст, святой Бернард погружался в прорубь… – А ты? Что ты сделал?» (Camino, 143). В Бадиа Фиорентина (Флорентийском аббатстве) имеются фрески, иллюстрирующие жизнь св. Бенедикта. Авторство этих фресок приписывается Джованни ди Консальво (XV в.). На одной из фресок изображен св. Бенедикт, голым бросающийся в терновый куст. Что касается Франциска, катающегося по снегу, об этом пишет Бонавентура в «Большой легенде»: «Твердый в дисциплине, на страже самого себя стоял, в высшей степени заботясь о сохранении целомудрия внешнего и внутреннего человека. В начале своего обращения в зимнее время в канаву, полную льда часто погружался» (Legenda maior, 5). И далее: "Insuper et mirando fervore spiritus animatus, aperta cella foras exivit in hortum; et in magnam demergens nivem corpusculum jam nudatum, septem ex ea plenis manibus coepit compingere massas» = «Вдобавок и удивительной ревностью духа охваченный, открыв [дверь] кельи, вышел во двор; и, попав в большой сугроб, тельце же его было уже голое, начал руками делать из снега семь больших клубков»".

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942)

Константин Бальмонт, будучи поэтом-символистом, ценил в Франциске символическое видение мира и «любовь к брату солнцу» (ведь Франциск воспевал солнце и считал его символом Бога: "De te, altissimo, porta significatione").

«Люблю в тебе, что ты, согрев Франциска,
Воспевшего тебя, как я пою,
Ласкаешь тем же светом василиска,
Лелеешь нежных птичек и змею».

Максим Горький (1868-1936)

Для Максима Горького, как и для Льва Толстого, Франциск был важен как проповедник бедности и всемирного братства, как друг простых людей. В своей пацифистской статье «Три года», написанной в 1917 году, Максим Горький вспоминает Франциска, ставя его в один ряд с Христом и Львом Толстым:
«Что, в сравнении с этой кошмарной, трехлетней бойней, тридцатилетние и столетние войны прошлого? Где найдем мы оправдание этому небывалому преступлению против планетарной культуры?
Этому отвратительному самоистреблению нет оправдания. Сколько бы ни лгали лицемеры о «великих» целях войны, их ложь не скроет страшной и позорной правды: войну родил Барыш, единственный из богов, которому верят и молятся «реальные политики», убийцы, торгующие жизнью народа.
Людей, которые верят в торжество идеала всемирного братства, негодяи всех стран объявили вредными безумцами, бессердечными мечтателями, у которых нет любви к родине.
Забыто, что среди этих мечтателей Христос, Иоанн Дамаскин, Франциск Ассизский, Лев Толстой, – десятки полубогов, которыми гордится человечество. Для тех, кто уничтожает миллионы жизней, чтобы захватить в свои руки несколько сотен верст чужой земли, – для них нет ни бога, ни дьявола. Народ для них – дешевле камня, любовь к родине – ряд привычек. Они любят жить так, как живут, и пусть вся земля разлетится прахом во вселенной, – они не хотят жить иначе, как привыкли».
Любопытно, что другой русский писатель, Иван Бунин, критиковал Горького за то, что он иногда ставил Франциска даже выше Христа:
«Горький, как известно, довольно часто занимается теперь писанием воспоминаний о разных известных покойниках. Иные из них снабжены всяческими лирическими отступлениями, сентенциями, мудрствованиями. И к таким принадлежат, например, недавно им опубликованные в «Красной нови» воспоминания о Гарине-Михайловском. И читая их, истинно диву даешься: да как же это можно на старости лет говорить с такой развязностью, ухмыляясь, такие пошлости!
- Изредка, - вещает Горький, - в мире нашем являются люди, коих я назвал бы веселыми праведниками…
- Я думаю, что родоначальником их следует признать не Христа, который, по свидетельству Евангелий, был все-таки немножко педант. Родоначальник веселых праведников есть, вероятно, Франциск Ассизский, великий художник любви к жизни…
У Чехова помещик Гаевский говорит своему лакею:
- Отойди, братец, от тебя курицей пахнет!
А чем пахнет от этих рассуждений о «педанте» Христе и о «художнике» Франциске Ассизском? Одно хочется сказать:
- Отойди, братец, поскорее и подальше отойди!»

Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945)

Жена Д.С. Мережковского З.Н. Гиппиус вспоминает о Франциске в своей рецензии на книгу писателя Бориса Зайцева о Сергии Радонежском: «С какой любовью написана эта небольшая книжка. Чувствуется, что Зайцев не случайно выбрал именно этого русского святого. Из сонма угодников и подвижников, чтимых народом русским, не к буйному, деятельному Николе преданий и не к живому, настойчивому лесному "батюшке" Серафиму, такому сравнительно недавнему, влечется сердце художника: но к простоте далекого Сергия. Шесть веков пронеслось, и сквозь шесть веков сияет нам тихий, воистину неземной, свет его лица. С нежным, тщательным вниманием ведет Зайцев жизнеописание отрока Варфоломея, преподобного старца Сергия, до его кончины. Как одна прямая линия -- эта жизнь. Отрок Варфоломей до последнего дня не умирал в Преподобном, вот тот прозрачный мальчик с уздечками на руке, среди бледных трав лесной полянки, среди березок тонких, -- на нестеровской картине "Видение отрока Варфоломея". Уже тогда наполнены были его глаза небесным светом. Таким и пребыл он до конца, протеплился, как свеча, неколеблющимся пламенем. Зайцев прав, подчеркивая: в нем не было экстаза, как у Франциска Ассизского; он не был блаженным, что на русской почве делается юродством: "Именно юродство было ему чуждо". Подвиг его -- "непрерывное, недраматическое восхождение". И далее: "Как будто бы всегда он в сдержанной, кристально-разреженной и прохладной атмосфере"» (Гиппиус З. Н. Мечты и кошмар (1920--1925). СПб., 2002).

Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965)

Тема «Франциск и русская святость» была продолжена русским философом и богословом Н.О. Лосским:
«Возможно, что бывают и счастливые исключения, как св. Франциск или Сергий Радонежский, Серафим Саровский, которые сразу после смерти удостаиваются стать членами Царства Божия» (Н.О. Лосский. Минувшее //Исторический альманах, вып. 6, М. 1992, С. 320.)

Михаил Алексеевич Кузмин (1872 - 1936)

Михаил Кузмин - русский поэт Серебряного века, переводчик, прозаик, композитор.

Поездка в Ассизи

Воздух свеж и волен после
Разморительных простынь...
Довезет веселый ослик
До высоких до святынь.

Осторожным вьемся ходом,
Город мелок и глубок.
Плечи пахнут теплым медом,
Выплывая на припек.

По траве роса живая,
И пичуг нагорных писк,
Славил вас, благословляя,
Брат младенческий Франциск.

За лозовыми стеблями
Облупившийся забор.
Остановка, сыр, салями,
Деревенский разговор.

«Брат младенческий Франциск». Михаил Кузмин в эпитете «младенческий» подчеркивает такую важную черту францисканской духовности, как «духовное детство», т.е. ощущение себя ребенком, сыном Небесного Отца. С другой стороны «брат младенческий» напоминает «frater minor» (меньший брат) – т.е. отсылает к названию францисканского ордена – Ordo fratrum minorum.

Николай Александрович Бердяев (1874-1948)

Зимой 1912/1913 гг. в Италии побывал выдающийся религиозный философ Н. А. Бердяев. Вместе со своей женой – Л. Ю. Трушевой, на обратном пути в Россию, Бердяев посетил Ассизи. Вот что он сам пишет об этом в своей автобиографической книге «Самопознание»: "Я всегда был мыслителем экзистенциального типа, был им, когда это выражение еще не употребляли. Книга “Смысл творчества” была книгой периода Sturm und Drang моей жизни. Писание этой книги, которое связано было с большим подъемом моих жизненных сил, сопровождалось изменением в складе моей жизни. Это был период реакции против московской православной среды. Я ушел из Религиозно-философского общества, перестал посещать его собрания. Отошел также от издательства “Путь”. Я ушел в творческое уединение. С этим совпало мое путешествие на целую зиму в Италию. Мы жили во Флоренции и Риме. На обратном пути в Россию, вызванные болезнью матери, посетили Ассизы. Италию я пережил очень сильно и остро. Там я написал часть книги “Смысл творчества”. У меня родилось много мыслей о творчестве Ренессанса. Я считал это творчество неудачей, но неудачей великой. Эта неудача связана с трагедией творчества вообще. Но вся атмосфера Италии, не современной Италии, а Италии прошлого, вдохновляла меня к писанию моей книги. Я пережил в Италии минуты большой радости. Особенно любил я ранний, средневековый еще, Ренессанс и флорентийский Ренессанс Quatrocente. Очень любил Боттичелли и видел огромный смысл в пережитой им драме творчества. Менее всего любил высокое римское Возрождение XVI века. Очень не любил собор святого Петра. Никак не мог полюбить Рафаэля. Непосредственные вкусы мои были скорее прерафаэлитские. Но меня всегда очень волновал Леонардо. В Риме я любил барочные фонтаны, но не любил барочных церквей. Более всего любил первохристианские церкви. Огромное впечатление на меня произвела Кампанья, где памятники человеческого творчества превратились в явления природы. Рим давал сильное чувство мировой истории. У меня также всегда было особенное почитание святого Франциска, которого я считаю величайшим явлением в истории христианства, и я непременно хотел посетить Ассизы. У меня осталось тяжелое впечатление от заброшенности монастыря святого Франциска современными итальянцами. Один францисканский монах, датчанин по происхождению, рассказывал нам о забвении святого Франциска. В церкви не было никого, кроме монахов. Для нас, православных, специально служили мессу у гроба святого Франциска. Я с грустью покинул Италию. " (Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М. 1991, С. 212).
В то время жена Бердяева – Лидия Юдифовна – еще была православной. Позже она под влиянием католического священника восточного обряда о. Владимира Абрикосова примет католичество. В своей книге «Профессия: жена философа» Л.Ю. Бердяева пишет и о св. Франциске:
«Вчера Ни принес мне две книги (издание Desclеe) – биографии двух католических монахинь. Много лет я читала мистиков, знаю почти всю мистическую литературу, но, за исключением очень немногих, нахожу, что все другие поражают однообразием своего пути, каким-то утомительным повторением тех же слов, тех же приемов для выражения внутренних переживаний, опыта. Впечатление такое, будто дана модель, и по этой модели создается бесчисленное количество более или менее удачных копий. Личность не выявляется в своем своеобразии, а подделывается под существующий образец и этим, конечно, искажается. И, думаю, нужно обладать огромной индивидуальностью, чтобы сохранить свое лицо в атмосфере подражания образцам. Такими и были св. Франциск, св. Тереза, еще немногие. Все же остальные подверглись общей нивелировке, подстрижены, обрезаны, говорят одним языком, повторяют будто заученные формулы, за которыми не видно, затуманено их самое дорогое – их личность, их лицо, их выражение...»

Максимилиан Александрович Волошин (1877-1932)

Русский поэт Максимилиан Волошин также находился под влиянием символизма, поэтому в духовности Франциска ему особенно близок «Гимн брату Солнцу». Отмечает Волошин в своем стихотворении также проповедь св. Франциска птицам и укрощение свирепого волка.

Святой Франциск

Ходит по полям босой монашек,
Созывает птиц, рукою машет,
И тростит ногами, точно пляшет,
И к плечу полено прижимает,
Палкой как на скрипочке играет,
Говорит, поет и причитает:

"Брат мой, Солнце! старшее из тварей,
Ты восходишь в славе и пожаре,
Ликом схоже с обликом Христовым,
Одеваешь землю пламенным покровом.

Брат мой, Месяц, и сестрички, звезды,
В небе Бог развесил вас, как грозды,
Братец ветер, ты гоняешь тучи,
Подметаешь небо, вольный и летучий.

Ты, водица, милая сестрица,
Сотворил тебя Господь прекрасной,
Чистой, ясной, драгоценной,
Работящей и смиренной.

Брат огонь, ты освещаешь ночи,
Ты прекрасен, весел, яр и красен.
Матушка земля, ты нас питаешь
И для нас цветами расцветаешь.

Брат мой тело, ты меня одело,
Научило боли и смиренью, и терпенью,
А чтоб души наши не угасли,
Бог тебя болезнями украсил.

Смерть земная – всем сестра старшая,
Ты ко всем добра, и все смиренно
Чрез тебя проходят, будь благословенна!»

Вереницами к нему слетались птицы,
Стаями летали над кустами,
Легкокрылым кругом окружали,
Он же говорил им:

«Пташки-птички, милые сестрички,
И для вас Христос сходил на землю.
Оком множеств ваших не объемлю.
Вы в полях не сеете, не жнете,
Лишь клюете зерна да поете;
Бог вам крылья дал да вольный воздух,
Перьями одел и научил вить гнезда,
Вас в ковчеге приютил попарно:
Божьи птички, будьте благодарны!
Неустанно Господа хвалите,
Щебечите, пойте и свистите!»

Приходили, прибегали, приползали
Чрез кусты, каменья и ограды
Звери кроткие и лютые и гады.
И, крестя их, говорил он волку:

«Брат мой волк, и въявь, и втихомолку
Убивал ты Божия творенья
Без Его на это разрешенья.
На тебя все ропщут, негодуя:
Помирить тебя с людьми хочу я.
Делать зло тебя толкает голод.
Дай мне клятву от убийства воздержаться,
И тогда дела твои простятся.
Люди все твои злодейства позабудут,
Псы тебя преследовать не будут,
И, как странникам, юродивым и нищим,
Каждый даст тебе и хлеб, и пищу.

Братья-звери, будьте крепки в вере:
Царь Небесный твари бессловесной
В пастухи дал голод, страх и холод,
Научил смиренью, мукам и терпенью».

И монашка звери окружали,
Перед ним колени преклоняли,
Ноги прободенные ему лизали.
И синели благостные дали,
По садам деревья расцветали,
Вишеньем дороги устилали,
На лугах цветы благоухали,
Агнец с волком рядышком лежали,
Птицы пели и ключи журчали,
Господа хвалою прославляли.

Лев Эллис (1879-1947)

Лев Эллис (Кобылинский Лев Львович) - философ и историк литературы. Эмигрировал из России в 1911. Ученик Р.Штайнера. Порвав с антропософией, принял католицизм. Жил в Швейцарии.

В Ассизи

Здесь он бродил, рыдая о Христе,
здесь бродит он и ныне невидимкой;
вокруг холмы, увлажненные дымкой,
и деревянный крест на высоте.
Здесь повстречался первый с ним прохожий,
здесь с ним обнялся первый ученик.
здесь он внимал впервые голос Божий
и в небе крест пылающий возник.
Железный змей, безумием влекомый,
вдали бежал со свистом на закат,
и стало так все радостно-знакомо,
все сердцу говорило тайно: «Брат!»
Здесь даже тот, кому чужда земля,
кто отвергал объятия природы,
благословит и ласковые всходы
и склоны гор на мирные поля.
О Божий Град! То не ограда ль Рая
возносится на раменах холма?
Не дети ли и Ангелы, играя,
из кубиков сложили те дома?
И как же здесь не верить Доброй Вести
и не принять земную нищету?
О, только здесь не молкнет гимн Невесте
и Роза обручается Кресту.
Прими ж нас всех равно, Христова нива!
К тебе равно сошлися в должный срок
от стран полудня кроткая олива
и от земель славянских василек!
II
Вот голуби и дети у фонтана
вновь ангельскою тешатся игрой,
вот дрогнул звон от Santa Damiana,
ладов знакомых позабытый строй!
Все строже, все торжественней удары,
песнь Ангелов по-прежнему тиха,
- Придите все упасть пред гробом Клары,
пред розою, не ведавшей греха!
И верится, вот этою дорогой,
неся Любви святую мудрость в дар,
придут, смиреньем славословя Бога,
Каспар и Мельхиор и Балтазар!
И возвратятся, завтра ж возвратятся
забытые, святые времена,
концы вселенной радостно вместятся
в тот городок, где Рая тишина!
Лишь здесь поймет погибший человек,
что из греха и для греха он зачат,
и Сатана вдруг вспомнит первый век,
пред Бедняком смирится и заплачет.
- Pieta, Signore! - … дрогнули сердца…
Какой упрек! Весь мир святей и тише,
и ближе до Небесного Отца,
чем до звезды, до черепичной крыши!
О мертвецах, почивших во гробу,
о всех врагах, мне сердце изъязвивших,
о братьях всех любимых и любивших
я возношу покорную мольбу.

Александр Александрович Блок (1880-1921)

Поэт А.А. Блок считается одним из главных представителей русского символизма Серебряного века. Поэтому, как и для других символистов: Бальмонта, Мережковского, Гиппиус, Вячеслава Иванова, Сергея Соловьева, Волошина, Кузмина – для него был важен Франциск своим символическим видением мира. О месте, которое занимает Франциск в творчестве русских поэтов-символистов и, прежде всего, Блока, есть замечательная статья архимандрита Августина Никитина «Франциск Ассизский и русские символисты»// Вече 15 (2003), сс. 151-158.
Уже в феврале 1906 года (Блоку было только 25 лет) в рецензии на книгу К.Д. Бальмонта «Фейные сказки» Блок пишет: «Эта непременная память обо всех чиста и трогательна, как молитва Франциска Ассизского» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 5, М.-Л., 1962, с. 619).
В 1908 году Блок в рецензии на перевод с французского пьесы Э. Верхарна «Монастырь» (Le Cloitre), осуществленный поэтом-символистом Л.Л. Кобылинским (Эллисом), пишет:
«Теперь г. Эллис перевел «Монастырь». Перевел его, в общем, вяло, бледно. Стихи кой-где заменил прозой. Ритма верхарновского стиха не сохранил. Все это было бы незаметно, если бы А. Белый не снабдил перевода эпитетом «художественный». Но этого мало. В переводе Эллиса есть ошибки, неточности, безвкусица, несовершенное знание грамматики и, наконец, выражения, которые смело можно рекомендовать почтовому ящику юмористического журнала.
О, милое дитя!
Святой Франциск Ассизский
Подобен был тебе, тебе душою близкий,
И, как гирлянды роз, как сладкий фимиам,
Ты именем своим благословляешь храм.

По-французски:
Enfant, Francois d"Assise
Etait pareil et son nom embaume et fleurdelise
Toute l"Eglise, -
то есть:
«Дитя, Франциск Ассизский был подобен тебе, но имя его украшает и наполняет благоуханием весь храм» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 5, М.-Л., 1962, с. 644).
Можно поспорить и с версией предложенной самим Блоком. Под словом «Eglise» Верхарн имел в виду не «храм» а [Католическую] Церковь как институт. Смысл фразы Верхарна в том, что имя Франциска украшает и наполняет благоуханием Церковь.

Немые свидетели (из цикла очерков «Итальянские впечатления»)
Летом 1909 года Блок посетил Италию. В очерке «Немые свидетели», написанном в октябре 1909 года и посвященном Перудже, Блок упоминает св. Франциска: «Мы налюбовались Перуджией – "столицей" Умбрии, родины св. Франциска; и сама она – родина Перуджино и Рафаэля. Вот три светлейших имени».
Правда, заканчивается очерк «Немые свидетели» на пессимистической ноте: «Но здесь уже ничего не будет, кроме новых отелей, да в лучшем случае – трогательных плащей и жестов Гарибальди и Виктора-Эммануила, напрасно подражающих отшумевшей жизни. Жизнь сюда не возвратится. Песчаная площадь с видом на голубую Умбрию не приютит никого, кроме туриста, нищего и торговки».
Под впечатлением о пребывании в Перудже Блок написал стихотворение, датируемое июлем 1909 года:

Перуджия

День полувеселый, полустрадный,
Голубая даль от Умбрских гор.
Вдруг – минутный ливень, ветр прохладный,
За окном открытым – громкий хор.
Там – в окне, под фреской Перуджино,
Черный глаз смеется, дышит грудь:
Кто-то смуглою рукой корзину
Хочет и не смеет дотянуть...
На корзине – белая записка:
"Questa sera... монастырь Франциска..."

Еще одно упоминание о Франциске содержится в эссе Блока «Дневник женщины, которую никто не любил» (1912-1918):
«Что же, разве люди, обладающие достатками, счастливы и благополучны? – Едва ли. Скорее их высокомерное чувство брезгливости проистекает от недостаточно высокой культуры, которая теряется перед лицом темноты, невежества, неубранности, путаницы. Едва ли в этих людях возмущается та культура, высоты которой достигли Франциск Ассизский и Юлиан Милостивый (именно они – оба знавшие в юности и любовь и роскошь, и страсти, и все утехи "шумного света"). Мы достигли пока ступени культуры умного ученого. Есть много ученых, принесших большую пользу науке; они обращены лицом в ее сторону, и никуда больше; многие стороны жизни от них закрыты, они им не звучат. Это - культура в шорах: по прямой линии своей специальности видно очень далеко; а по сторонам - ничего. Нет никакого интереса к пестроте жизни; поэтому нет и знания о жизни. Иной из таких людей способен всю жизнь видеть высокие нравственные и общественные образцы в том, что плоско и мелко; а в том, что глубоко искренно, - подозревать низкое, грязное и корыстное только. Да, для того чтобы отличать настоящее от поддельного, искреннее от лживого, подлинно-нравственное от лицемерно-нравственного, нужна такая высокая степень развития, до которой в наше время не достиг почти никто. Это - истина очень жестокая, но она - истина, думается мне. Мы часто думаем, что достигли очень многого; а между тем многим из тех, кто думает так, свойственно то непреодолимое чувство отвращения к конченому человеку, которое передается из поколения в поколение, вошло в плоть и кровь, проявляется в бесчисленных мелочах и подробностях жизни; одно из многих чувств, сообщающих современной жизни скучный, серый, уродливый налет; одна из бесчисленных, почти незаметных для присмотревшегося глаза язв, которые лечатся железом; "если же не лечит железо, лечит огонь": огонь революций. У нас есть богатства высокой мысли и красоты; не грешно иногда зайти в бедную храмину с ободранными стенами и посмотреть, какою отсюда представляется жизнь. Если мы – только "тонкие и умные люди", культурные ученые, художники, политики, – нам незачем, разумеется, идти туда. Но если в нас есть еще культура Франциска Ассизского и Юлиана Милостивого, которые знали нечто кроме полноты земных великолепий, то мы не побоимся взглянуть в лицо такой жизни. Глаза наши увидят не романтическую келью, не шалаш и не хижину; им представится многоэтажный каменный дом; чем выше этажи, тем холоднее в них жить. Нужда, горе, неудачи, невежество, болезни – загоняют человека все выше. Пока он был внизу, он еще присматривался к пестроте жизни, как-то принимал в ней участие, хотя она и была часто отроду непонятна и непосильна для него (с ростом цивилизации число "неприспособленных к жизни" растет – этого забывать нельзя). Чем выше загоняла человека враждебная ему жизнь, тем холоднее ему становилось; тем меньше умел он понимать жизнь и приспособляться к ней» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 6, М.-Л., 1962, с. 29-30).

Блок уже после 1917 года говорил в одном из своих публичных выступлений: «Столетия текут не напрасно. Опыт жизни и крови и дел тяжелым грузом несет на себе современная душа. В этом опыте она одряхлела, усложнилась, потеряла первозданную цельность, раскололась, пошла трещинами. Чистый, точнее – отвлеченный идеалистический мистицизм ей уже не под силу. Франциски Ассизские и Мейстеры Эккарты – в прошлом» (Медведев П. Н. Творческий путь А. А. Блока // сб. Памяти А. А. Блока. Петербург, 1923, С. 147).

Борис Константинович Зайцев (1881-1972)

Борис Зайцев – писатель и переводчик, одна из последних крупных фигур Серебряного века.
В рассказе Зайцева «Студент Бенедиктов» (1913) перевод книги о Франциске Ассизском спасает главного героя от самоубийства:
«Когда Лева ушел, Бенедиктов сел к столу и задумался. В ящике стола лежала начатая работа о Франциске Ассизском, а под локтем – книги Сабатье, Ергенсона, «Fioretti» и др. Бенедиктов находился в небольшом флигеле барской усадьбы; он был влюблен в Зину, сестру своего ученика, и так как был некрасив и измучен неудачной любовью, то решил этой ночью застрелиться […].
Под тяжестью своего бремени он сел. Здесь было темно, одиноко, не стыдно. «Ты – несчастная тварь», – шептал ему демон: – «твой удел горе, отчаянье, бедность. Кто полюбит тебя? Ты – ошибка творенья. Исправь ее». «Вся твоя жизнь пред тобою», – говорил кто-то другой: «вспомни ее. Ты был чист и честен с колыбели. Ты не поддался в нежномъ детстве, и теперь ты, пишущий о святом Франциске – отступаешь? Ты сдаешься, рыцарь?» […]
Он вошел в свой флигель – трудовую келью, где лежали книги, где ждал его св. Франциск. Это все было его. Он взял со стола книгу, и раскрыл. Его взор упал на строки: «На заре крики горных соколов будили св. Франциска на высотах Альверны»» (Б.К. Зайцев. Сочинения. Голубая звезда. М., 1993, с. 218-232).

Лев Платонович Карсавин (1882-1952)

Известный русский философ и историк-медиевист Лев Платонович Карсавин так охарактеризовал появление нового монашеского ордена францисканцев в своей книге «Монашество в Средние века»:
«В то время, как катары избивались «воинством Христовым», а отброшенные в стан еретиков вальденсы героически боролись за свое существование, в Умбрии, в маленьком городке Ассизи, начал свою апостольскую жизнь и проповедь покаяния св. Франциск. Обычные религиозные настроения и влечения, незаметно выросши, захватили Франциска, сына богатого ассизского купца, баловня и «царя» весёлой молодёжи его родного городка. Полный ещё увлекавшими его прежде образами и идеалами рыцарской эпопеи, захотел он сделаться «глашатаем великого царя», стал безустанно искать истинного пути, предначертанного Богом. Франциск не сразу нашел этот путь, и первые моменты его обращения ничем не отличаются от обычной религиозности эпохи, превосходя её только глубиною и силою чувства. Но на первых же порах сказываются мощное мистическое влечение к Богу и Христу, жажда страдания и самоуничижения, лучше всего выражающаяся в стремлении к нищей жизни. В высокой степени присущий Франциску дар сострадания заставляет его задумываться не только над своим личным спасением, но и мечтать о спасении других. И на готовую уже почву падают услышанные святым в церкви и разъяснённые ему священником слова наставления Христа ученикам: завет полной нищеты, скитальчества и проповеди покаяния. Франциск не подумал о трудности, может быть, невыполнимости «совета Христова», не знал его традиционного толкования. Буквально выполнил он слова Учителя - бросил в сторону дорожный посох и, отказавшись от всего, стал призывать людей к покаянию: сделался апостолом. Около Франциска мало-помалу собрались ученики. Слезы жалости или трезвое негодование горожанина и злобные насмешки неспокойной совести вызывала их жизнь, но зато велико было их религиозное воодушевление. Не было у них крова, потому что нельзя считать жилищем жалкую хижину в Ривоторто, сменённую ими на такую же около оставленной капеллы Св. Марии (Santa Maria degli Angeli или Portiuncula). Одежда не защищала их от стужи, но «божественный огонь», сжигавший их сердца, заставлял забывать о холоде. Почти все были люди неученые, но искреннее стремление исполнять веление Бога источало мёд из их уст. Франциск с учениками избрали для себя апостольскую жизнь и апостольскую деятельность, примером своим и простыми, неучеными словами призывая всех к покаянию. Первые францисканцы или, как скоро назвал их сам Франциск, «братья меньшие» - минориты бродили по двое по городам и селам, добывая себе пропитание трудом рук своих: то помогая в полевых работах крестьянам, то нося воду по городу, или, если не было работы, милостынею. Минориты призывали мирян к покаянию: увещевали и проповедовали. Они изнуряли свое тело постами и веригами, молились и предавались созерцанию в уединённых местах. Ни малейшего поползновения гордыни, ни тени протеста против обмирщенного клира. Минориты были верными детьми «святой римской церкви», прилежно посещавшими храмы, с наивною верой исповедывавшими свои грехи священнику, с почтением целующими его руки, державшие тело Христово. Лежавший в основе братства идеал не отступал от традиционного, идея апостольства была только элементом в религиозном мировоззрении вернейших сынов церкви, боявшихся даже мыслью выказать неуважение к ней или разойтись с её учением. Религиозное одушевление и мистические настроения оживляли для них каждый уголок храма, наполняли глубоким смыслом каждый момент культа. При первых же признаках роста своего братства Франциск отправился со своими учениками в Рим и смиренно испросил у папы Иннокентия III разрешение жить по Евангелию и проповедовать покаяние (1210 г.). Папа разрешил и то, и другое, и ставшее под покровительство церкви братство стало быстро увеличиваться. Франциск рассылал своих учеников по Италии, бродил по ней и сам. Но спаивавшая братство любовь требовала общения. И один-два раза в год все собирались около маленькой подаренной Франциску капеллы, посвященной Св. Марии и известной под именем Порциункулы. Здесь братья могли повидаться друг с другом и с Франциском, в слезах радости забыть о перенесённых за Христа обидах и лишениях. Здесь они беседовали о Боге, о святых и своей жизни, выраженной Франциском в не дошедшем до нас кратком, составленном, главным образом, из текстов Евангелия, уставе. Сообща, под руководством «простого человека», Франциска, увеличивали и совершенствовали они этот устав: «принимали свои святые установления». А затем вновь расставались и вновь начинали апостольские странствия. Во время этих скитаний мало-помалу завязывались связи братьев с местным населением, становились знакомыми и привычными дороги, возникали привычные убежища - «пустыньки» - около городов и населённых мест. В таких «пустыньках» проводили минориты ночи, подкрепляя свои силы кратким сном, предаваясь молитвам и созерцанию; днем же покидали их для сбора милостыни и проповеди. И эти "эремитории" редко пустовали. Понемногу они превращались в заселенные братьями центры местной пропаганды, являясь зловещим признаком начинающейся осёдлости, т.е. отрицания первичного идеала. Когда братство разрослось, и возникла потребность в его организации, вся область, по которой скитались францисканцы (а с 20-х годов XIII века они проникают на Восток, в Германию, потом во Францию и Испанию), естественным путём разбилась на провинции - на более мелкие области, в которых бродили братья, подчинённые данному провинциальному министру. В этих провинциях возникшие ранее эремитории превратились в постоянные общежития братьев. Количество таких общежитий постоянно увеличивалось. Они стали появляться и внутри городов, соответствуя близости францисканцев к миру. Деятельно покровительствуемое церковью, в 1223 году официально утвердившею его устав, братство приближалось к обычному типу монашеского ордена, отличаясь от него отсутствием земельных богатств, близостью общежитий к миру и чрезвычайною подвижностью братьев» (Л. П. Карсавин. Монашество в Средние века. М., 1992).

Иван Александрович Ильин (1883-1954)

Известный русский философ Иван Александрович Ильин считал Франциска Ассизского одним из величайших христианских святых, о чем пишет в своей книге «О сопротивлении злу силой»:
«И опять эта волна доброты, чистоты и благородства идет тем сильнее и заметнее, чем глубже душа переродилась в этих состояниях: и понятно, что на лике Макария Великого, Франциска Ассизского, патриарха Гермогена и оптинских старцев всякий увидит то, чего он не сумеет распознать в слабых проблесках обыденной доброты».

Велимир Хлебников (1885-1922)

Поэт-футурист Велимир Хлебников в своем противостоянии символистам нарочно занижает фигуру Франциска. Не называя его по имени, он иронизирует над «стилем» Франциска в своем этюде «И тогда захотелось уйти в свежую зеленую чащу»:
«И тогда я, голова, с любопытством рассматривал маленькую кровоточащую ранку, нанесенную послушным моей воле братом-рукой брату-ноге. Было ли во мне сострадание? Нет: улыбка веселила мои уста, мозг не жалел своего брата, толстого бедного брата. Толстого глупого брата – белую благородную ногу» (В. Хлебников. Собрание сочинений в 6 томах. Т. 5. М., 2004, с. 79).
Аналогичную иронию мы встречаем и в романе И.Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев»:
«На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству.
- Птицы, - говорил он им звучным голосом, - покайтесь в своих грехах публично! На четвертый день его показывали уже снизу экскурсантам» (И.Ильф, Е. Петров. Сочинения. М., 2003, с. 182).

Сергей Михайлович Соловьев (1885-1942)

Возвращение в отчий дом
И перед нами рай невозвратимых дней,
Когда все расцвело под проповедь Франциска,
И небеса к земле опять казались близко.
И Бога славили Умбрийские холмы.
Везде прошел Франциск. Не убоясь чалмы,
С крестом явился он пред грозным Саладином.
В Ареццо он пришел, и перед ним единым
В смятеньи улетел свирепый полк бесов.

Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна (1885-1945)

«С Артуром Лурье она, между прочим, тоже окончательно рассорилась именно из-за птиц. Те вдруг начали болеть, и тогда Ольга, чтобы им помочь, поставила в клетку изображение святого Франциска Ассизского, покровителя птиц. Лурье счел это святотатством и потребовал убрать картинку, не то он уйдет сам. Ну, Ольге не привыкать было расставаться с Артуром, поэтому она предпочла защитить интересы своих птиц» (Е. Арсеньева. Петербургская кукла, или Дама птиц. М., 2010).

Михаил Леонидович Лозинский (1886-1955)

Но, чтоб не скрытной речь моя казалась,
Знай, что Франциском этот был жених
И Нищетой невеста называлась.
Данте. Божественная комедия. Рай, XI, 73-75 (в переводе М.Л. Лозинского)

Борис Леонидович Пастернак (1890-1960)

«Про название книги Пастернака «Сестра моя – жизнь» Марина Цветаева, подчеркивая исключительность Пастернака, сказала, что так не говорят, так к жизни не обращаются. Это неверно: говорят, обращаются. Так обращался к жизни – к брату солнцу, сестрам птицам, брату собственному телу средневековый монах Франциск Ассизский» (В. Альфонсов. Поэзия Бориса Пастернака. М., 2001, с. 10).

Михаил Александрович Чехов (1891-1955)

«Если мы пойдем вперед новым путем, вся наша жизнь может быть снова использована для накопления и coxpанения в наших душах того, что нам надо. Взять для примера хотя бы войну. Конечно, мы не можем представить себе реально, что происходит на войне,- иначе мы сошли бы с ума. Только недостаток воображения позволяет нам жить, но до известной степени мы должны представлять себе в воображении войну. Мы видим сны. Утром мы просыпаемся и знаем, что видели сон, и больше о нем не думаем. Но иногда мы должны сделать усилие, чтобы наяву вспомнить сон: почему мы смеялись или плакали, были счастливы или несчастны? Так я должен себе представить и психологию Гитлера, хотя это неприятно. Напряжением воли я могу проникнуть в психологию этого человека – человека, в максимальной степени лишенного воображения: он не знает, что он делает. Но мы должны понять, кто он – иначе нам нечего делать на сцене. Совершенно так же мы должны понять и Франциска Ассизского, насколько это для нас возможно. Если мы это будем делать сознательно, по нашей доброй воле, мы останемся психически людьми здоровыми. Но если мы сами не осознаем необходимости проникнуть в их психику, они овладеют нашей психологией и мы сойдем с ума. Мы должны сами в себе воспроизвести этот психический процесс и тем мы обогатим нашу душу актера. И только в том случае, если мы поймем и Франциска Ассизского, и Гитлера, и поймем то расстояние, которое лежит между ними, только тогда и Франциск Ассизский и Гитлер предстанут в нас перед зрителями. Они будут показаны и мы сумеем их использовать. Таковы средства, при помощи которых современный актер может вырваться из того процесса вырождения, в котором сейчас находится театр. Он должен сознательно вникать во все, должен всему дать возможность жить в нас и нас мучить. Если нам есть что сказать, нам необходимы страдания; если мы только счастливы, нам сказать нечего. И лишь в том случае, если в нас есть место и для Франциска Ассизского, и для Гитлера, только тогда мы будем в состоянии представить себе, чем театр может быть и чем он когда-нибудь будет. Мы должны понять многое. И прежде всего мы должны позаботиться о том, чтобы наш метод был тем ключом, который для нас самих открывает нашу природу. Мы должны открыть им все те запертые двери, за которыми находится и Гитлер, – мы должны освоить и преодолеть его внутри себя, – и Франциск Ассизский, который должен нас вдохновлять. Мы должны овладеть всем темным, что в нас есть, и всем светлым, что мы можем получить, – то и другое мы должны смешать внутри нас самих. И только тогда мы испытаем радость от нашей профессии, потому что перед нами встанет видение будущего театра. В нашей актерской творческой натуре, в нашей актерской и артистической воле заложено больше, чем в нас просто как в людях. Как «частные лица» мы «знаем» многое, но для нашего искусства все это бесполезно – как артисты мы «знаем» мало, но это малое так велико, что наполняет всю нашу жизнь».
Театр будущего. Литературное наследие / М., "Искусство", 1995 Т.2. С.147-148.

Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967)

"Люди, годы, жизнь": «Он [Франсис Жамм] мне понравился, но я понял, что он не Франциск Ассизский и не отец Зосима, а только поэт и добрый человек; уехал я от него с пустым сердцем. Я посвятил Жамму сборничек стихов «Детское»»
"Необычайные похождения Хулио Хуренито":
"Наши сердца глубоко умилили религиозные проповеди соратников мистера Куля, обращенные. к солдатам, мирно вытиравшим после законченной работы свои штыки о траву. Они говорили: "Братья! Сказано – не убий! Убивать нельзя, и за это сажают в тюрьму, но защищать свое отечество и слушаться своих начальников – долг каждого христианина. Братья! будьте патриотами, истребите нечестивых врагов Христа – тевтонов. И не злоупотребляйте спиртными напитками!" Все вместе это было глубоко трогательно и напомнило мне далекие видения – бедного Франциска, беседующего с поселянами Умбрии".

Арсений Александрович Тарковский (1907-1989)

"Доброта - дело взрослых. Святого Франциска и Моцарта (пушкинского) породили разные двигатели, но ведомы они одним путем «вечного детства»" (Арсений Тарковский. Собрание сочинений. Т. 3. Москва, 1991, с. 265).

Сергей Сергеевич Аверинцев (1937-2004)

"Цветики милые братца Франциска":
"Между тем на Западе постепенно открывают того итальянского святого, которому и в России суждено было стать тем же, чем он стал в странах Европы, в особенности, пожалуй, протестантских, – любимым святым интеллигентов, далеких от католицизма: Франциска Ассизского. Открытие это происходило постепенно: отметим роль исследований Поля Сабатье и гейдельбергского искусствоведа Тоде, имевших немалый резонанс и в России. И вот пришло время, когда русская цензура на двенадцать лет – от октябрьского манифеста 1905 до октябрьского переворота 1917 – перестала противиться проникновению католических сюжетов. Это двенадцатилетие сделало возможным множество русских публикаций, так или иначе связанных с Ассизским Беднячком (отметим, например, серьезную книгу В. Герье: "Франциск, апостол нищеты и любви", М., 1908, а также переводы: "Сказания о Бедняке Христове", М., 1911, и "Цветочки св. Франциска Ассизского", М., 1913). Характерно, что на исходе упомянутого двенадцатилетия заглавие поэтического сборника Бориса Пастернака – "Сестра моя жизнь" – воспроизводит парадигму знаменитых формул Франциска: "Брат наш Солнце", "Сестра наша Смерть"".

Иосиф Александрович Бродский (1940-1996)

Пропорот бок, и залив глубок.
Никто не виновен: наш лоцман -- Бог.
И только Ему мы должны внимать.
А воля к спасенью -- смиренья мать.
И вот я грустный вчиняю иск
тебе, преподобный отец Франциск:
узрев пробоину, как автомат,
я тотчас решил, что сие -- стигмат.
Но, можно сказать, начался прилив,
и тут раскрылся простой секрет:
то, что годится в краю олив,
на севере дальнем приносит вред.

Письмо в бутылке (ноябрь 1964, Норенская)

Ольга Александровна Седакова (род. 1949)

"Всё о всех вещах. О Франциске Ассизском":
"Конечно, в житии каждого святого мы встретим эти победы над «чином естества», но вокруг Франциска они становятся как бы просто его родной стихией, вторым явлением «первородной невинности», как говорит об этом Бонавентура, которой не может противиться ни зверь, ни человек, ни вещество. И потому трудно найти более увлекательное и – в лучшем смысле слова – приятное чтение, чем францисканские легенды". Ольга Александровна скорее всего имеет в виду следуюший фрагмент "Большой легенды": "Через всеобщее примирение со всеми творениями [Франциск] обрел первородную невинность (per universalem conciliationem ad singula refigurabat ad innocentiae statum) (Legenda maior VIII, 1)".