Клейн
Диалектическая логика: основы. Части I-V.
март, 2006

I.

Диалектическая логика - это живая система ("организм", в отличие от "механизма" формальной логики) законов, способов, методов обработки БЕСКОНЕЧНОГО потока исходной информации с целью преобразования его в КОНЕЧНЫЙ и ЕДИНСТВЕННЫЙ информационный результат (ответ на вопрос; искомое неизвестное; определенность, возникающая из неопределенности).

Диалектическая логика - это логика, используемая для преобразования бесконечного в конечное (в отличие от формальной логики, которая занимается преобразованием "конечного" в "конечное").

Диалектическая логика - это "базовая" логика Второго типа мышления (представители: Сократ, Маркс, Ленин, Будда и некоторые другие), т.е. диалектического мышления.

II.

"Высказывания, в общем-то, неважны и всегда вторичны".

"Можно иметь "школу", образование, а можно - не иметь. Школа -
это доктринальное обучение. Хорошая школа - это доктринальное обучение
вначале, потом практика. Обучение диалектической логике невозможно без
одновременного процесса "доктринального обучения" и практики".

"Диалектика - анти-математична".

"Логика - это "машина" по переработке информации. На входе загружаются "посылки", на выходе получают "следствия". ... Диалектическая логика - сложная машина, черный ящик".

"В диалектической логике этот закон выглядит так: А = А, и одновременно А не равно А".

"Обучение диалектической логике возможно лишь на практике - да, - подпертой доктринальным обучением".

"диалектическая логика ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ менее всего доктрина и ВСЕГДА метод!"

"Мастерское владение методом позволяет сознаниям - как 2-м так и
более - обменивающимся моделями, распознавать, когда модели
тождественны, а когда нет".

III.

Попробуем определить различие "диалектической логики" и "диалектики".

"Диалектическая логика" - это, действительно, логика. Некая
совокупность законов, моделей, базовых представлений, позволяющая
предельно однозначно посылки превращать в следствия. Но тонкость (и
сложность): в этом "предельно однозначном превращении" нет (и не может
быть алгоритмов). А это, в свою очередь, преречеркивает бОльшую часть
возможностей доктринального обучения. А, следовательно, преречеркивает
бОльшую часть возможностей доктринального изложения диалектической
логики. Смотрите сами: если невозможно любое доктринальное обучение
этому предмету, то любое доктринальное изложение становится ненужным,
бесплодным, невостребованым. А это значит, что любое доктринальное
изложение не может отразить сути диалектической логики, т.е. между
"доктринальным изложением диалектической логики" и самой
"диалектической логикой" - "дистанция огромного размера".

В "пространстве" диалектической логики это мое заявление предельно
ясно и понятно, элементарно. В "пространстве" формальной логики это
мое заявление неприемлемо.

Диалектическая логика (в отличие от формальной логики и прочих отделов
знания, которые могут быть преданы в доктринальной форме) -
"скользкая" штука. "Скользкость" ее заключается в том, что эта
"совокупность законов, моделей, базовых представлений, позволяющая
предельно однозначно посылки превращать в следствия", наложенная на не
то сознание, мгновенно превращается во что угодно, но только не в
"диалектическую логику". В науке это встречается только в случае с
"диалектической логикой". В других случаях "отражения
действительности" - сплошь и рядом: стратегия, все виды искусства.

Вторая логика - это логика мудрости. Научить мудрости (обычными
доктринальными методами) - невозможно.

Чем дальше научное знание отдаляется от механики (физики) - тем хуже
работает принцип "взаимно-однозначного соответствия", тем хуже
математизируется "наука". Да, физика. Да, биофизика. Да, кое-как
биология. Психология, социология - еще хуже, только в части применения
статистических методов. Философия - никуда. "Диалектическая логика" же
является высшим по сложности разделом науки, пределом, переходом в
за-научные, за-твердомодельные области "отражения".

Кстати, Маркс, внес в структуру "общественного сознания" науку, право,
мораль, что-то еще... - а что-то - то ли религию (включая мифологию),
то ли даже философию (вот хороше бы было!) :))))))) - он не включил в
"общественное сознание", что страшно удивляло советских философов (а
кому еще было дело до того, что Маркс внес, а что не внес?) :)))

Причина, по которой Маркс это не внес, она лежит там же, что и причина
по которой сейчас "диалектической логике" отказывают в праве на
существование. Лежит там же - правда, с другого конца и с обратным
знаком.

Объективизм в своем приделе переходит в глубочайший субъективизм.
Наука обрабатывать информацию (получать из посылок следствия) в своем
пределе превращается в искусство. "Искусство в своем пределе
превращается в жизнь" (с) Кант.

Тонкость в том, что "превращаясь" - одновременно "остается", в полном
объеме и на высшей стадии.

Итак, логика - это наука о переработке информации. Формальная логика -
это низший раздел этой науки, понятный всем, простой. Диалектическая
логика - это эта наука в пределе. Переходящая в свою
"противоположность". :)))

Слово "диалектика" употребляется в нескольких смыслах:

1. "диалектика чего-то" - означает: рассматриваем что-то в
диалектической связи его частей. Т.е. рассматриваем систему с
точки зрения связей "единства" и "противоположности" частей
системы, причем, в движении (развитии) и с учетом влияния
некоторых контекстов (межсистемных связей).

пример: "Диалектика управления потоком жизни сводится к
вопросу: как активно действуя (управляя) не навязывать потоку
жизни шаблонов (своих представлений о том, каким он должен
быть)?" (c) Клейн.

2. "диалектика как наука (о наиболее существенных законах
развития)" - выдумка, порожденная поколениями подневольных
советских философов. Порожденная лет 40 назад синергетика, а
также такие науки, как неравновесная термодинамика, теория
информации (включая информационные аспекты эволюции),
системный анализ, теория бифуркации, теория хаоса, теория
диссипативных структур - ушли в изучении существенных законов
развития (и следствий из них) гораздо дальше. Судьба у
"диалектики как науки" примерно такая же, как у
"натурфилософии", которая по мере развития разделилась на
какое-то количество "естественных наук".

3. "диалектика как метод (мышления)": попытки
приблизиться ко "второму типу" мышления (диалектическому);
попытка мышления (отражения действительности) на основе
иной "базовой логики" - диалектической логики, Второй логики.

4. В самом лучшем случае "диалектику" можно определить, как
"науку о рассматривании мира (процессов, явлений) на основе
диалектической логики".

IV.

MPG> 3. Диалектическая логика (ДЛ), это - не логика в традиционном
MPG> смысле, а некая способность диалектического мышления. Короче,
MPG> опять же диалектика

Здесь не соглашусь. Диалектическая логика, это - не логика в
традиционном (формально-доктринальном) смысле, но, тем не менее, самая
настоящая логика, понимаемая как основа создания предельно однозначных
траекторий мышления. Способность к диалектическому мышлению является
обязательным условием для овладения диалектической логикой. Такой
способностью обладают 5-10% человечества.

MPG> 2. Декларируя глубокое различие между логикой и диалектикой, ваша мысль
MPG> постоянно сбивается на описание диалектики мышления, а не конструирование
MPG> собственно логического тела диалектической логики (ДЛ).

"Сбивается..." :))))))))))))))))))))))) Пророчество: Если и когда вы
поймете, что есть такое "диалектическая логика", Вы подойдете ко мне
и, улыбаясь, скажите: "Прости, Клейн, что я в тебя плюнул тогда..." А
я скажу: "Да ла-а-адноо..." И добавлю, все-таки, язвительно: "Да я уже
привык к эти плевкам". :)))))))

MPG> конструирование собственно логического тела ДЛ.

Еще раз: "диалектическая логика" - анти-доктринальна. Моего, в
частности, интеллекта не хватает на то, чтобы превратить ее в
доктрину, не убив. Все, что я могу сделать, это перевести другое
сознание на второй тип мышления (на основе диалектической логике). Вся
надежда на то, что тот, кто обладает "добротным академическим
образованием", перейдет на "другой берег" (на самом деле, "выйдет" - в
этом, на самом деле, смысл концепции "парамита"), т.е. "овладеет
диалектическим мышлением" и его интеллект окажется настолько силен,
что он сможет сделать это великое дело ("превратить диалектическую
логику в доктрину, не убив ее"). Все, что смог сделать я, в
продолжение работы предшественников, :))) - это создать
"технологизированный вход" в диалектическую логику. До этого - "входа"
не было, и войти могли лишь наиболее талантливые единицы. :)))
"Технологизированный вход" значительно расширил круг сознаний, у
которых появилась возможность овладеть диалектической логикой. Это как
"классно-урочная система обучения", теоретическую разработку которой
дал Коменский в XVI в., и которая явилась "технологизированным входом"
образование, что значительно расширило круг учащихся. Тот, кто сможет
"превратить диалектическую логику в доктрину, не убив ее", создаст на
месте моего маленького - большой "технологизированный вход" (портал,
фактически), чем обеспечит массовую преброску сознаний в другой тип
мышления. Все хорошо. :)))

А то Ленин все переживал, что ни у кого из них с Марксом руки так и не
дошли до того, чтобы написать "Логику" (изложить диалектическую
логику в виде "доктрины"). :)))

MPG> 3. Не учитываете, что глубокое различие присутствует не только между
MPG> "логикой и диалектикой", но и между логикой и методологией. Заметно, что
MPG> вы постоянно в своих рассуждениях уходите на "паузу" рекламирования
MPG> методологии и метода. Например, Клейн: "Но мастерское владение методом
MPG> позволяет сознаниям (как 2-м так и более), обменивающимся моделями,
MPG> распознавать, когда модели тождественны, а когда нет".

Еще раз: "диалектическая логика" и "методология (применения
диалектической логики)" неразрывны в том смысле, что:

"Скользкость" ее заключается в том, что эта "совокупность
законов, моделей, базовых представлений, позволяющая предельно
однозначно посылки превращать в следствия", наложенная на не то
сознание, мгновенно превращается во что угодно, но только не в
"диалектическую логику". (с) Клейн.

MPG> 4. Пренебрежительное отношение к функции базового понятия "высказывание"
MPG> в построении системы диалектической логики (Клейн: "Высказывания,
MPG> в общем-то, неважны и всегда вторичны").

Когда Вы пишите "пренебрежительное" - это уже суждение. И не только
снабженное модальностью, но "асоциативно-эмоциональным свистом". :))
Если я рассказываю крестьянину, например, приехавшему на телеге на
выставку "Суда на воздушной подушке 2012" про эти "воздушные подушки"
и говорю, что "нет, колеса не нужны..." - разве это "пренебрежение"?
:)))) Так и в этом случае - я не пренебрегаю, я рассказываю о
внутреннем устройстве этого совершенного средства передвижения мысли.

MPG> 5. Децентрированность (разбегаемость) и равноправность субъектных
MPG> взглядов на диалектическую логику у Г. и клейноцентризм
MPG> диалектической логики у Клейна. Например, Клейн: "Ты предметом не
MPG> владеешь. Поэтому твое "соотнесение" может быть лишь в одной
MPG> конструктивной форме - обучение".

Ну, да. А как еще? :))))) На самом деле я благодарен тебе, что ты
отметил в этом пассаже именно это, а не мое "ты" в... твой адрес. :)))
Ну, а как быть в той ситуации, когда речь идет о балете и собравшиеся
любители балета говорят мастеру балету: "плясать в балете можно и так
и так и вообще "равноправность субъектных взглядов на балет" лишь
повышает разбегаемость балерона"? :))) Короче, пункт 5 это не вопрос
"образа диалектической логики", а лишь вопрос коммуникации и
человеческих амбиций.

MPG> 6. Цельность подхода к ДЛ у Г. и формальная противоречивость
MPG> образа ДЛ у Клейна - на словах против доктринальности, а на
MPG> практике полное использование доктринальности.

Это уже вообще. :)) Предлагаю написать короче: "Клейн плохой, Г.
хороший" и покончить с этим пунктом.

MPG> Например, Клейн: " Но можно иметь "школу", образование, а можно - не иметь.
MPG> Школа - это доктринальное обучение. Хорошая школа - это доктринальное
MPG> обучение вначале, потом практика. Обучение диалектической логике
MPG> невозможно без одновременного процесса "доктринального обучения" и практики").

Все, что мог сказать по поводу диалектической связи "доктринальности"
и "противо-доктринальности" сказал выше.

Я ж все время говорю, что "диалектическая связь" всегда проявляется в
том, что "вот оно есть, вот его нет". Одновременно! :)))

А то вон, даже Ленина критикуют - то "можно понять", то "никто не
понял" - Ленин, видите ли, "не выделил уровней понимания "Капитала" в
этом афоризме". (с) В.А. Вазюлин. :)))) Вот:

Даже гениальный В. И. Ленин в силу разных причин только на
44-м году жизни приступил к тщательному, детальному,
систематическому изучению Логики Гегеля и сделал для себя
открытие, сформулированное им в виде парадокса: "Афоризм.
Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его I
главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля.
Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века
спустя!!¦ (В. И. Ленин. ПСС. Т. 29. С. 162).
В. И. Ленин не выделил уровней понимания "Капитала" К.
Маркса и с этим связана некоторая неопределенность афоризма:
с одной стороны, "нельзя вполне понять" (т. е. в какой-то
мере все же можно понять), а с другой стороны, "никто из
марксистов не понял Маркса" (т. е. совсем не понял).

MPG> 7. Формалистичность ДЛ у Г. и метафоричность у Клейна. Да, по
MPG> иному и не может быть, ведь Клейн идейный противник формализации
MPG> диалектической логики (Клейн - Дюбеноку: "Диалектика -
MPG> анти-математична. (Мой ответ на твой следующий вопрос: Да, я
MPG> довольно хорошо разбираюсь в математике)".

Да не идейный я противник "колеса"! :)))) Ну, разные принципы
движения! Ну, просто я констатирую конструктивные особенности
движущихся объектов, говоря "не может быть у подушечно-воздушных
тяжеловозов 4 деревянных колеса снизу и 4 мохнатых ноги спереди".

MPG> 8. Логическая строгость определения ДЛ у Г. и метафорическое
MPG> у Клейна (Клейн: Логика - это "машина" по переработке информации. На входе
MPG> загружаются "посылки", на выходе получают "следствия". ... Диалектическая логика -
MPG> сложная машина, "черный ящик".).

Писать нужно так: Формально-логическая псевдо-строгость определения ДЛ
у Г., абсолютно неуместная при работе с предметом "диалектическая
логика" и закрывающая Г. все шансы понять "что есть такое
диалектическая логика?" и научиться ее применять, что превращает все
"логические строгости Г." в известную попытку определить "что
есть слон?" известными мудрецами в известной притче.

MPG> Кстати, было бы неплохо различать "информационную машину" и
MPG> "формально-логическую машину". Назначение второй передача истинностых
MPG> значений от "посылок к заключению" и выведение следствий. Логическая
MPG> машина, по сути, оперирует одной и той информацией. Человек же как
MPG> "информационная машина" достигает в процессе рассуждений приращения
MPG> информации. Чувствуете разницу?

Внимание! Логическая ошибка:

"Человек как информационная машина" и "логика как информаионная
машина" - это абсолютно разные объекты.

Помните: "Карл Маркс - это не один человек, а два. А Фридрих Энгельс,
вообще, не человек"? Или что-то в этом роде. А также: "Есть
информационная машина и информационная машина" (с) Ленин. Помните?

MPG> Общее резюме. Мне думается, что вас всё-таки можно будет склонить к диалоговому
MPG> образу диалектической логики. Замечаю в ваших рассуждениях много постановок
MPG> вопросов к диалектической логике как коммунитарной логике мышления.

"Диалоговый образ диалектической логики" - это выдумка советских
философов. Начиная с ничего не понимавшего в диалектической логике
Канта. Нет такого образа. Он не нужен, потому что не отражает сути
диалектической логики даже близко. Это просто предрассудок, освященный
временем стереотип, имеющий хождение в определенной субкультуре.

V.

> MPG> "Диалектическая логика - теоретическая наука о диалоговых
> формах и законах правильных рассуждений".

Клейн: Это недостаточное определение диалектической логики. ...но и
потому что это - "доктринальное" определение. Повторю: это определение
диалектической логики как доктрины.

> MPG> Сформулируйте свое встречное определение.

Логика - это "машина" по переработке информации. На входе загружаются
"посылки", на выходе получают "следствия".

Формальная логика - простая машина, "прозрачный" ящик: 3 шестеренки -
3 основных закона, сформулированных Аристотелем:

1. ЗАКОН ТОЖДЕСТВА: всякая мысль тождественна самой себе
(А = А). (Всякий объект мышления должен быть тождественнен
самому себе в процессе мышления).

2. ЗАКОН НЕПРОТИВОРЕЧИЯ: два противоположных суждения не
могут быть одновременно истинными; по крайней мере, одно
из них необходимо ложно (неверно, что А и не-А
одновременно истинны). Закон непротиворечия указывает, что
одно из двух противоположных суждений необходимо ложно.

3. ЗАКОН ИСКЛЮЧЕНИЯ ТРЕТЬЕГО: два противоречащих суждения
не могут быть одновременно ложными: одно из них необходимо
истинно, другое необходимо ложно, третье исключено, то
есть истинно либо А, либо не-А.

Диалектическая логика - сложная машина, "черный ящик".

Функционал у этих машин одинаков - перерабатывать информационное сырье
(посылки), выдавать информационный продукт (следствия).

Но делают они это - перерабатывают и выдают - по разному.

Машина "Михаил Г.-1" работает так:

Подходит молодой человек к машине "Михаил Г.-1" и
говорит: Скажи мне, жениться мне или не жениться? Машина
"Михаил Г.-1" перерабатывает все посылки и выдает
результат: "Нет" (вариант: "Да").

Машина "Сократ-007" работает так:

Подходит молодой человек к Сократу и говорит: Скажи мне, о
учитель, жениться мне или не жениться? Машина "Сократ-007"
перерабатывает все посылки и выдает результат: "Делай что
хочешь, все равно пожалеешь".

Второй пример:

Как звучит хлопок одной ладонью? Что это за "хлопок одной
ладонью"?

Третий пример:

Когда ЖИЗНЬ выстраивают в соответствии с заранее нарисованым
чертежем, шаблоном (т.е. придуманным, выведеным в
соответствии со своим представление о том, как должно быть) -
это начетничество.

Когда ЖИЗНЬ выстраивают в соответствии с тонким мониторингом
потока жизни, и с дальнейшим сознательным подправлением этого
поток, т.е. "вытаскивают" из него адекватные формы устройства
жизни - это правильный подход.

Диалектика управления потоком жизни сводится к вопросу: как
активно действуя (управляя) не навязывать потоку жизни
шаблонов (своих представлений о том, каким он должен быть)?

Что это за "управление, которое не-управление"?

Диалектическая связь "управления" и "невмешательства
со своими моделями" (шаблонами, планами, целями)
закючается в следующем:

"Управление" - это и есть "создание планов,
чертежей, целей, т.е. шаблонов".

Поэтому диалектическая связь "управления" и
"невмешательства" состоит в том, чтобы:

Одновременно "создавать планы, чертежи,
цели и навязывать их потоку жизни" (потому что это
единственное средство управления потоком жизни)

И одновременно "не навязывать потоку жизни своими
чертежи, планами, шаблоны, цели" (потому что
"навязывание шаблона", т.е. формирование потока
живой жизни в соответствии со своим представлением
о том, "как должно быть" - это неправильный,
волюнтаристский, или философски ограниченный
подход).

т.е. коан типа "хлопок одной ладонью".

Как действуя в соответствии с правильным подходом, не
оказаться "хвостистом", "плетущимся в хвосте у событий" (с)
Ленин? Как действуя активно, как управленец потока, - не скатиться в
"рисователя шаблонов" (волюнтаризм)?

Машина 1 (формальная логика) - никогда не даст ответа на подобные
вопросы, никогда не сможет переработать посылки в конструктивные
следствия, результаты (а не формальные подобия результатов).

Машина 2 (диалектическая логика) - как раз предназначена для
нахождения ответов на подобные вопросы (переработает посылки и выдаст
конструктивные результаты).

Попытаемся теперь "сформулируйть свое встречное определение". :)))

Диалектическая логика - это живая система ("организм" - в отличие от
"механизма" формальной логики) законов, способов, методов обработки
БЕСКОНЕЧНОГО потока исходной информации с целью преобразования его в
КОНЕЧНЫЙ и ЕДИНСТВЕННЫЙ информационный результат (ответ на вопрос;
искомое неизвестное; определенность, возникающая из неопределенности).

Диалектическая логика - это логика, используемая для преобразования
бесконечного в конечное (в отличие от формальной логики, которая
занимается преобразованием "конечного" в "конечное").

Диалектическая логика - это базовая логика Второго типа мышления
(представители: Сократ, Маркс, Ленин, Будда и некоторые другие), т.е.
диалектического мышления.

> MPG> Другими словами, вы противопоставляете "доктринальное"
> MPG> своему определению Д-логики: она (ДЛ) - всегда метод, по-вашему.

Диалектическая логика - это всегда метод. Но диалектическая логика -
это не только "метод" в философском смысле слова. Диалектическая
логика - это "метод" работы с миром, т.е. явлениями и процессами этого
мира. Поэтому она не работает тогда, когда не предполагается действие.
Или так: как только не предполагается действие, диалектическая логика
дать результатов не в состоянии. Мало того, как только убирается
действие, т.е. как только этот метод (диалектическая логика)
превращается в доктрину - это сразу же выхолащивает суть
диалектической логики, превращает ее в заурядную схоластику. И тут
появляется один очень существенный момент, не свойственный всему
остальному европейскому знанию - "принцип единства носителя знания и
самого знания". Не-стратег не может научить стратегии. Не-носитель
диалектической логики не может научить диалектической логике. Не
смотря ни на что, ни какие тома книг и схем под рукой. Это
действительно преобразование мышления в другой тип мышления.

Ленин лет в 27, когда прорвался в этот тип мышления, преобразовался,
выклюнулся в объем из плоскости, оглянулся по сторонам и написал:
"Прошла 1/2 века и, оказывается, никто не понимает Маркса!" Это
несмотря на Поля Лафарга, зятя Маркса, и всю французскую
социал-демократию, несмотря на всю немецкую социал-демократию, которую
выпестывал-выращивал сам Маркс, несмотря на Плеханова, Веру Засулич и

Ориентиры разумного мышления, обеспечивающие развитие познания, его движение к истине, дает диалектическая логика. Диалектическая логика - это диалектика в действии, в ее применении к мышлению, познанию, практике. Диалектическая логика изучает способы мышления, обеспечивающие совпадение содержания знания с объектом, т.е. достижение объективной истины.

Истоки диалектической логики восходят к интеллектуальным поискам великих мыслителей древности: Гераклита, Сократа, Платона, Аристотеля, Лао-Цзы и др. Крупнейшим систематизатором и, по сути, основателем диалектической логики является Г. Гегель (1770-1831). Однако уникальный вариант диалектической логики, разработанный Гегелем в фундаментальном труде «Наука логики» и ряде других работ, к сожалению, отличается «темной глубиной» и недосягаем для большинства даже профессиональных философов. Колоссальную работу по прояснению рационального смысла диалектики и диалектической логики, раскрытию их методологического потенциала проделали последователи Гегеля - К. Маркс (1818-1883) и Ф. Энгельс (1820-1895). Однако даже этим мыслителям, оказавшимся в «поле тяготения» грандиозной гегелевской системы, не удалось до конца преодолеть ее «темную глубину».

Заслуга глубинного переосмысления и переработки диалектической логики Гегеля, ее развития и изложения в современных, ясных, конструктивных формах принадлежит российскому мыслителю и революционеру, основателю первого в мире социалистического государства В.И. Ленину (1870-1924).

К основным принципам диалектической логики относятся:

• 1. Всесторонность рассмотрения объекта.
• 2. Исторический подход к объекту, рассмотрение его в развитии.
• 3. Выделение главного (решающего) звена, определяющего характер объекта.
• 4. Выявление сущностных оснований объекта через раскрытие его коренных противоречий.
• 5. Конкретность истины.
• 6. Достижение развитой целостности объекта на основе диалектического синтеза.
• 1. Всесторонность рассмотрения объекта. «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок…». Смысл данной формулы заключается в том, что без всестороннего учета существенных аспектов объекта и его связей с другими объектами, невозможно составить объективное, истинное представление о данном объекте, нельзя научно объяснить его состояние, способы действий и тенденции развития. Например, при решении проблем технического перевооружения производства, приобретении нового оборудования, важно всесторонне оценить возможные варианты требуемой техники (технологии). При этом следует учесть не только собственно технические характеристики данного оборудования (производительность, надежность, качество продукции), но и экономические (стоимость, срок окупаемости, соотношение эффект / затраты и др.).
• 2. Исторический подход к объекту. Принцип историзма предполагает рассмотрение объекта «…в его развитии, «самодвижении»…изменении…». «… Самое важное, чтобы подойти к … вопросу с точки зрения научной, это - не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».

Необходимость исторического подхода к объекту обусловлена тем, что причины, корни многих явлений, структур, процессов настоящего коренятся в прошлом. Поэтому без знания истории объекта невозможно с достаточной глубиной и полнотой объяснить его нынешнее состояние, способы действий и тенденции развития.

• 3. Выделение главного (решающего) звена в сложном явлении . «Надо уметь найти в каждый особый момент то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы удержать всю цепь». Принцип выделения решающего звена вытекает из закономерной для сложных объектов неравноценности их элементов и связей, различной степени их влияния на конечный результат. Решающие звенья - это те пункты объекта, где первоочередное приложение усилий может дать наибольший эффект. Роль этого принципа тем значительнее, чем сложнее, эстремальнее решаемая проблема и чем более остро ощущается дефицит ресурсов.
• 4. Выявление сущностной основы объекта через вскрытие и анализ его коренных противоречий. «В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов». Идея прорыва к глубинным основаниям и связям объекта через вскрытие его коренных противоречий основана на том, что именно эти противоречия втягивают в орбиту своего напряженного взаимодействия все стороны, связи, процессы объекта, определяют его состояние и тенденции развития. Поэтому их вскрытие и анализ создают своеобразное исследовательское «окно» в глубинный мир объекта, позволяют понять его сущностную основу и специфику.
• 5. Конкретность истины. «Диалектическая логика учит, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна…». Конкретность истины означает, что глубина и точность познания возможны лишь при соединении абстрактного с конкретным, теории с практикой, при применении теоретических выводов с учетом конкретной специфики предмета. Согласно этому принципу знание может считаться истинным только в том случае, если оно учитывает конкретные условия существования объекта.
• 6. Достижение развитой целостности объекта на основе диалектического синтеза. Механизм диалектического синтеза описывается логической формулой: «тезис

Актуальность данной формулы связана с тем что она позволяет преодолевать «завалы» окостеневших односторонностей, в которых нередко застревают наука и практика, находить выходы из конфронтационных тупиков теоретической мысли, прогнозировать контуры качественно новых, более развитых и целостных форм будущего. В любой сфере человеческой деятельности приходится сталкиваться с непродуктивным противостоянием односторонних подходов, упорно настаивающих на своей истинности, самоценности и при этом отвергающих ценности противоположной стороны. Бескомпромиссная борьба противостоящих друг другу крайностей заводит развитие объекта в тупик, блокирует движение вперед к новым формам и смыслам.

Примерами односторонних крайностей, ограниченных утверждением своей мнимой «самодостаточности» и отрицанием ценностей противоположной стороны, являются антитезы: «материализм - идеализм», «либерализм - коммунизм», «капитализм - социализм», «рынок - плановый механизм» и др. Подобные бастионы застойного противостояния, порожденные бесплодной конфронтацией окостеневших, взаимоотрицающих подходов, распространены во всех сферах науки и практики и являются сильнейшим тормозом развития.

Формула диалектического синтеза указывает способ разблокирования застойных тупиков путем взаимоограничивающего синтеза противостоящих друг другу крайностей. Диалектический характер синтеза означает, что он происходит не по формуле эклектического смешения сторон, а с использованием потенциала их противостояния для переработки данных сторон в качественно новую, более развитую целостность. В диалектическом синтезе потенциал противостояния сторон подчинен достижению их адекватного взаимоограничения, отсечению непродуктивных крайностей, соединению жизнеспособных частей данных противоположностей в новую целостность.

За последние годы вышло несколько монографий по вопросам диалектики и логики «Капитала» Маркса. Это свидетельствует о том, что советские философы следуют указаниям Ленина, который придавал огромное значение изучению логического содержания великого произведения научного коммунизма.

В отличие от уже вышедших работ рецензируемый труд посвящен исследованию логической структуры «Капитала», проблеме логических категорий и их роли в познании (на примере анализа товара и денег). Прослеживая ход Марксова анализа экономических категорий и их переходов друг в друга, автор стремится вскрыть логическую основу, «логическую ткань» этого анализа, выявить место и роль различных логических категорий. И нужно отметить, что автору удается четко выделить логическое содержание «Капитала». Руководящей идеей в разработке указанных проблем в рецензируемой работе служит указание В.И. Ленина о характере логики как науки, о том, что она совпадает с диалектикой и теорией познания.

Раскрыть глубину и силу марксистской диалектической логики - такова главная цель, поставленная автором. Л.А. Маньковcкий предпосылает своему исследованию изложение общефилософских и логических принципов, определяющих соединение логических категорий в систему. Под логическими категориями разумеются в монографии «универсальные понятия, в которых выражается разносторонность действительности, взятой в ее общем виде (пространство, время, качество, мера, форма, содержание, причина и т.д.), в открытии логической закономерной связи между которыми состоит одна из важнейших задач диалектической логики». Универсальные категории в «Капитале» органически связаны с категориями конкретной науки, политической экономии. Эта связь проявляется, с одной стороны, в том, что каждая экономическая категория анализируется посредством ряда логических категорий; с другой стороны, в связях экономических категорий также обнаруживается взаимопереход логических категорий, определенный логический каркас.

Понятие системы категорий предполагает определенную их упорядоченность, последовательность. Логический порядок системы экономических категорий определен Марксом на основе принципа историзма, совпадения логического и исторического. Логическое, то есть теоретически последовательная форма отражения исторического процесса в системе категорий, опирается на объективную историческую последовательность, но прослеживаемую в «чистом виде», то есть не на простое выведение настоящего из прошлого, а на такое, которое отталкивается от самодвижения сложившейся системы в настоящем и позволяет понять ее генезис. «Начало», первая категория теории должна, следовательно, отражать такую всеобщую сторону, звено системы, которая является условием и предпосылкой существования всех других сторон целого, их генетической основой, «клеточкой», «зародышем». Такой стороной капиталистического производства является товар, товарный обмен. Зародыш выступает как возможность развертывания всей системы, ее абстрактное основание.

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА - логическое учение диалектического материализма, наука о законах и формах отражения в мышлении развития и изменения объективного мира, о закономерностях познания истины. Д.л. в своём научном выражении возникла как составная часть марксистской философии. Однако её элементы имели место уже в древней, особенно античной, философии, в учениях Гераклита, Платона, Аристотеля и др. В силу исторических обстоятельств в течение длительного периода господствовала формальная логика как единственное учение о законах и формах мышления. Но уже примерно с XVII в. под давлением потребностей развивающегося естествознания и философии начинает осознаваться её недостаточность, необходимость иного учения о всеобщих принципах и методах мышления и познания (Ф. Бэкон, Декарт, Лейбниц и др.).

Наиболее яркое выражение эта тенденция получила в немецкой классической философии (Кант, Гегель). Учение о логике XX века вобрало в себя всё ценное из предыдущего, переработав огромный опыт развития человеческого знания и обобщив его в строгую науку о познании. Д.л. не отбрасывает формальную логику, а лишь очерчивает её границы как необходимой, но неисчерпывающей формы логического мышления. В Д.л. неразрывно связаны учение о бытии и учение об его отражении в сознании, она - содержательная логика. И поскольку мир находится в постоянном движении и развитии, то и формы мышления, понятия, категории должны основываться на принципе развития, иначе они не смогут быть идеальными формами объективного содержания. Поэтому центральная задача Д.л. состоит в исследовании того, как выразить в человеческих понятиях движение, развитие, внутренние противоречия явлений, их качественное изменение, переход одного в др. и т.д., в исследовании диалектической сущности логических категорий, их подвижности, гибкости, «доходящей до тождества противоположностей» (В.И. Ленин).

Др. основная задача Д.л. - изучение процесса становления, развития самого познания. Д.л. базируется на истории познания, она есть обобщённая история развития человеческого мышления и исторической практики общества. Законы познания с точки зрения Д.л. - это законы развития мысли от внешнего к внутреннему, от явлений к сущности, от сущности менее глубокой к сущности более глубокой, от непосредственного к опосредствованному, от абстрактного к конкретному, от относительных истин к истине абсолютной. В Д.л. преодолевается то расщепление анализа и синтеза, индукции и дедукции, эмпирического и теоретического на самостоятельные формы познания, которое было характерно для предыдущих учений о познании; эти, как и др. формы познания, исследуются ею в высшем синтезе, в виде взаимопроникающих противоположностей. В качестве общего логического принципа в Д.л. имеет очень большое значение способ восхождения от абстрактного к конкретному, в к-ром наиболее полно воплощено единство исторического и логического. Д.л. строится как система логических категорий, в к-рых синтезируются результаты познавательной и практической деятельности человечества.

Д.л. есть тот общий логический базис человеческого познания, та общая логическая теория, с позиций которой можно и должно объяснять все частные и конкретные логические теории, их значение и роль.

Использованы материалы кн.: Психолого-педагогический словарь. / Сост. Рапацевич Е.С. – Минск, 2006, с. 177-178.

Диалектическая логика. Очерки истории и теории Ильенков Эвальд Васильевич

Очерк 5. ДИАЛЕКТИКА КАК ЛОГИКА

Гегелевское решение вопроса о предмете логики сыграло в истории этой науки особую роль. И чтобы понять гегелевскую логику, мало только уяснить прямой смысл ее положений. Важнее и труднее рассмотреть сквозь причудливые обороты гегелевской речи тот реальный предмет, о котором на самом деле ведется разговор. Это и дает возможность понять Гегеля критически: восстановить для себя образ оригинала по его искаженному изображению. Научиться читать Гегеля материалистически, так, как читал и советовал его читать В.И. Ленин, – значит научиться критически сопоставить гегелевское изображение предмета с самим этим предметом , на каждом шагу прослеживая расхождения между копией и оригиналом.

Задача решалась бы просто, если бы читатель имел перед глазами два готовых объекта такого сопоставления – копию и оригинал. Копия налицо. Однако где оригинал? Принимать за таковой наличное логическое сознание естествоиспытателей нельзя – оно само подлежит проверке на предмет его логичности, предполагает именно критический анализ наличных логических форм с точки зрения их соответствия действительным потребностям развития науки. И для понимания действительных форм и законов теоретического познания гегелевская "Наука логики", несмотря на все ее связанные с идеализмом пороки, может дать больше, чем "логика науки".

Подлинная логика науки непосредственно нам не дана; ее еще нужно выявить, понять, а затем превратить в сознательно применяемый инструментарий работы с понятиями, в логический метод разрешения тех проблем, которые не поддаются рутинным логическим методам. Но если так, то критическое изучение "Науки логики" не может сводиться к простому сравнению ее положений с той логикой, которой сознательно руководствуются естествоиспытатели, считая ее безупречной и не подлежащей сомнению.

Так что сопоставление копии (науки логики) с оригиналом (с действительными формами и законами теоретического познания) оказывается достаточно трудной задачей. И трудность ее состоит в том, что гегелевское изображение предмета – в данном случае мышления – придется критически сопоставлять не с готовым, заранее известным прообразом его, а с предметом, контуры которого только впервые начинают прорисовываться в ходе критического преодоления идеалистических конструкций. Такая реконструкция осуществима, если ясно понято устройство той оптики, сквозь которую Гегель рассматривает предмет своего исследования. Эта искажающая, но вместе с тем и увеличивающая оптика (система фундаментальных принципов гегелевской логики) как раз и позволила ему увидеть, хотя бы и в идеалистически перевернутом виде, диалектику мышления . Ту самую логику, которая остается невидимой для философски невооруженного взора, для простого "здравого смысла".

Прежде всего важно ясно понять, какой реальный предмет исследует и описывает Гегель в своей "Науке логики", чтобы сразу же обрести критическую дистанцию по отношению к его изображению. "Что предмет логики есть мышление , с этим все согласны", – подчеркивает Гегель. А потому логика как наука совершенно естественно получает определение мышления о мышлении , или "мыслящего само себя мышления".

В приведенном определении и в выраженном им понимании нет еще ровно ничего ни специфически гегелевского, ни специфически идеалистического. Это просто-напросто традиционное представление о предмете логики как науки, доведенное до предельно четкого и категорического выражения. В логике предметом научного осмысления оказывается само же мышление, в то время как любая другая наука есть мышление о чем-то другом. Определяя логику как мышление о мышлении, Гегель совершенно точно указывает ее единственное отличие от любой другой науки.

Однако тут же возникает следующий вопрос, обязывающий к не менее ясному ответу: а что такое мышление? Само собой разумеется, отвечает Гегель (и с ним опять-таки приходится согласиться), что единственно удовлетворительным может быть только изложение сути дела, т.е. конкретно-развернутая теория, сама наука о мышлении, "наука логики", а не очередная "дефиниция". (Ср. слова Ф. Энгельса: "Наша дефиниция жизни, разумеется, весьма недостаточна... Все дефиниции имеют в научном отношении незначительную ценность. Чтобы получить действительно исчерпывающее представление о жизни, нам пришлось бы проследить все формы ее проявления, от самой низшей до наивысшей". И еще: "Дефиниции не имеют значения для науки, потому что они всегда оказываются недостаточными. Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция".)

Однако в любой науке, а потому и в логике приходится все же предварительно обозначить, контурно очертить хотя бы самые общие границы предмета исследования, т.е. указать область фактов, которые в данной науке надлежит принимать во внимание. Иначе будет неясен критерий их отбора, а его роль станет исполнять произвол, считающийся только с теми фактами, которые подтверждают его обобщения, и игнорирующий все остальное как не имеющее якобы отношения к делу, к компетенции данной науки. И Гегель такое предварительное разъяснение дает, не утаивая от читателя, что именно он понимает под словом "мышление".

Этот пункт особенно важен. Совсем не случайно до сих пор основные возражения Гегелю, как справедливые, так и несправедливые, направляются как раз сюда. Неопозитивисты, например, единодушно упрекают Гегеля в том, что он-де недопустимо "расширил" предмет логики своим пониманием мышления, включив в сферу рассмотрения массу "вещей", которые мышлением в обычном и строгом смысле назвать никак нельзя: прежде всего понятия, относившиеся по традиции к метафизике, к онтологии, т.е. к науке о самих вещах, систему категорий – всеобщих определений действительности вне сознания, вне "субъективного мышления", понимаемого как психическая способность человека.

Если мышление понимать так, то неопозитивистский упрек Гегелю и в самом деле придется посчитать резонным. Гегель действительно понимает под мышлением нечто на первый взгляд загадочное, даже мистическое, когда говорит о мышлении, совершающемся где-то вне человека и помимо человека, независимо от его головы, о "мышлении как таковом", "чистом мышлении", и предметом логики считается именно такое "абсолютное", сверхчеловеческое мышление. Логику, согласно его определению, следует понимать даже как "изображение бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа" .

Подобные определения способны сбить с толку, с самого начала дезориентировать. Конечно же такого "мышления" как некоей сверхъестественной силы, творящей из себя и природу, и историю, и самого человека с его сознанием, нигде во Вселенной нет. Но тогда гегелевская логика есть изображение несуществующего предмета, выдуманного, чисто фантастического объекта? Как же в таком случае решать задачу критического переосмысления гегелевских построений? С чем, с каким реальным предметом придется сравнивать и сопоставлять вереницы его теоретических определений, чтобы отличить в них истину от заблуждений? С реальным мышлением человека? Но Гегель ответил бы, что в его "Науке логики" речь идет совсем о другом предмете и что если эмпирически очевидное человеческое мышление не таково, то это совсем не довод против его логики. Ведь лишь в том случае имеет смысл критика теории, если ее сравнивают с тем самым предметом, который в ней изображается, а не с чем-то иным. А с фактически протекающими в головах людей актами мышления сравнивать логику нельзя уже потому, что люди сплошь и рядом мыслят весьма нелогично. Даже элементарно нелогично, не говоря уже о логике более высокого порядка, о той самой, которую имеет в виду Гегель.

Поэтому, когда вы укажете логику, что реальное мышление человека протекает не так, как изображает его теория, он на это резонно ответит: тем хуже для этого мышления и не теорию тут надлежит приспосабливать к эмпирии, а реальное мышление постараться сделать логичным, привести его в согласие с логическими принципами.

Однако для логики как науки здесь возникает фундаментальная трудность. Если логические принципы допустимо сопоставлять только с логичным мышлением, то исчезает какая бы то ни была возможность проворить, а правильны ли они сами? Само собой понятно, что эти принципы всегда будут согласовываться с тем мышлением, которое заранее согласовано с ними. Но ведь такое положение и означает, что логические принципы согласуются лишь сами с собой, со своим собственным воплощением в эмпирических актах мышления. Для теории в данном случае создается весьма щекотливое положение. Логика имеет в виду только логически безупречное мышление, а логически неправильное мышление не довод против ее схем. Но логически безупречным она соглашается считать только такое мышление, которое в точности подтверждает ее собственные представления о мышлении, а любое уклонение от ее правил расценивает как факт, находящийся за рамками ее предмета, и потому рассматривает только как "ошибку", которую надо "исправить".

В любой другой науке подобная претензия вызвала бы недоумение. Что это, в самом деле, за теория, которая согласна принимать в расчет лишь такие факты, которые ее подтверждают, и не желает считаться с противоречащими фактами, хотя бы их были миллионы и миллиарды? А ведь именно такова традиционная позиция логики, представляющаяся ее адептам само собой разумеющейся и делающая логику абсолютно несамокритичной, с одной стороны, и неспособной к развитию – с другой.

Отсюда, кстати, возникает иллюзия Канта, согласно которой логика как теория давным-давно обрела вполне замкнутый, завершенный характер и не только не нуждается, а и не может по самой ее природе нуждаться в развитии своих положений. Как абсолютно точное изображение принципов и правил "мышления в понятиях" понимал кантовскую логику и Шеллинг.

Гегель усомнился в том обстоятельстве, что именно правила логики препятствуют пониманию процесса перехода понятия в предмет и обратно, субъективного в объективное (и вообще противоположностей друг в друга). Он усмотрел здесь не свидетельство органической ущербности мышления, а лишь ограниченность кантовского представления о нем. Кантовская логика – только ограниченно верная теория мышления. Подлинное мышление, реальный предмет логики как науки представляет собой на самом деле нечто иное. Поэтому надо привести теорию мышления в согласие с ее подлинным предметом.

Потребность критического пересмотра традиционной логики Гегель видит прежде всего в крайнем, бьющем в глаза несоответствии между теми принципами и правилами, которые Кант считает абсолютно всеобщими формами мышления, и теми реальными результатами, которые достигнуты человеческой цивилизацией в ходе ее развития: "Сравнение образов, до которых поднялись дух практического и религиозного миров и дух науки во всякого рода реальном и идеальном сознании, с образом, который носит логика (его сознание о своей чистой сущности), являет столь огромное различие, что даже при самом поверхностном рассмотрении не может не бросаться тотчас же в глаза, что это последнее сознание совершенно не соответствует тем взлетам и недостойно их".

Итак, наличные логические теории не соответствуют действительной практике мышления . Следовательно, мышление о мышлении (т.е. логика) отстало от мышления обо всем прочем , от мышления, которое реализуется как наука о внешнем мире, как сознание, зафиксированное в виде знания и вещей, созданных силою знания, в виде всего организма цивилизации. Выступая как мышление о мире , мышление достигло таких успехов, что рядом с ним мышление о мышлении оказывается чем-то совершенно несоизмеримым, убогим, ущербным и бедным. Если принять на веру, что человеческое мышление и в самом деле руководствовалось и руководствуется теми правилами, законами и основоположениями, совокупность которых составляет традиционную логику, то все успехи науки и практики становятся попросту необъяснимыми.

Отсюда и происходит тот парадокс, что человеческий интеллект, создавший современную культуру, останавливается в удивлении перед своим собственным созданием. Шеллинг и выразил это удивление "духа". Как раз тут и начинается расхождение Гегеля с Шеллингом.

Гегель считает, что правила, которыми "дух" руководствовался на самом деле, вопреки иллюзиям, которые он (в лице логиков по профессии) создавал на свой счет и излагал в виде учебников логики, можно и нужно выявить и изложить в форме понятия , вполне рационально, не сваливая всего до сих пор непонятного на "интуицию" – на способность, с самого начала представляющуюся чем-то совершенно иным, нежели мышление. Гегелевская постановка вопроса сыграла особую роль потому, что здесь впервые были подвергнуты самому тщательному анализу все основные понятия логической науки, и прежде всего понятие мышления .

На первый взгляд (из такого "первого взгляда" обычно и исходят, перенимая его из обиходного словоупотребления абсолютно некритически) мышление представляется одной из субъективно-психических способностей человека наряду с другими способностями: с созерцанием, ощущением, памятью, волей и т.д. и т.п. Под мышлением понимается особого рода деятельность , направленная, в отличие от практики, на изменение представлений, на перестройку тех образов, которые имеются в сознании индивида и непосредственно на словесно-речевое оформление этих представлений; последние, будучи выражены в речи (в слове, термине), называются понятиями. Когда человек изменяет не представления, а реальные вещи вне головы, это уже не считается мышлением, а, в лучшем случае, лишь действиями в согласии с мышлением , по законам и правилам, им диктуемым.

Мышление таким образом отождествляется с размышлением , с рефлексией, т.е. с психической деятельностью, в ходе которой человек отдает себе полный отчет в том, что и как он делает, осознает все те схемы и правила, по которым он действует. И тогда, само собой понятно, единственной задачей логики оказывается лишь упорядочение и классификация соответствующих схем и правил. Каждый отдельный человек и сам может обнаружить их в собственном сознании , ибо он и до всякого изучения логики вполне сознательно руководствовался ими (только, может быть, не систематически). Как справедливо констатирует Гегель, такая логика "не дала бы ничего такого, что не могло бы быть сделано так же хорошо и без нее. Прежняя логика в самом деле ставила себе эту задачу".

Все сказанное в полной мере относится и к Канту. Вот почему Гегель констатирует, что "кантовская философия не могла оказать никакого влияния на метод науки. Она оставляет совершенно неприкосновенными категории и метод обычного познания" . Она лишь привела в порядок схемы наличного сознания, лишь выстроила их в систему (правда, упершись по ходу дела в факт противоречия различных схем друг другу). Так что кантовская логика предстает в качестве своего рода частной исповеди наличного сознания, его систематически изложенного самосознания, и не более того. А еще точнее, его самомнения – изложения того, что наличное мышление о самом себе думает. Но как о человеке опрометчиво судить по тому, что и как он сам о себе думает и говорит, так и о мышлении нельзя судить по его самомнению, гораздо полезнее посмотреть, что и как оно на самом деле делает, может быть, даже не отдавая себе в том правильного отчета.

Поставив вопрос так, Гегель оказался первым из логиков по профессии, решительно и сознательно отбросившим старинный предрассудок, согласно которому мышление предстает перед исследователем только в виде речи (внешней или внутренней, устной или письменной). Предрассудок неслучайный: мышление и в самом деле может посмотреть на самое себя как бы со стороны, как на отличный от самого себя предмет лишь постольку, поскольку оно себя выразило, воплотило в какой-то внешней форме. И то полностью сознательное мышление, которое имела в виду вся прежняя логика, и в самом деле предполагает язык, речь, слово как форму своего внешнего выражения. Иными словами, полного осознания схем своей собственной деятельности мышление достигает именно благодаря языку и в языке. (Указанное обстоятельство зафиксировано уже в самом названии логики, происходящем от греческого "логос" "слово".) Впрочем, о том же говорили не только Гегель и гегельянцы, но и некоторые из их принципиальных противников, например А.Тренделенбург, отмечавший, что традиционная (формальная) логика "осознала себя в языке и, во многих отношениях, может называться углубленной в себя грамматикой".

Заметим попутно, что все без исключения логические школы, прошедшие мимо гегелевской критики старой логики, этот древний предрассудок разделяют как ни в чем не бывало и до сих пор. Наиболее откровенно его исповедуют неопозитивисты, прямо отождествляющие мышление с языковой деятельностью, а логику – с анализом языка.

Между тем язык (речь) не единственная эмпирически наблюдаемая форма, в которой проявляет себя человеческое мышление. Разве в поступках человека, в ходе реального формирования окружающего мира, в делании вещей человек не обнаруживает себя как мыслящее существо? Разве мыслящим существом он выступает только в акте говорения? Вопрос, пожалуй, чисто риторический. Мышление, о котором говорит Гегель, обнаруживает себя в делах человеческих отнюдь не менее очевидно, чем в словах, в цепочках терминов, в кружевах словосочетаний. Более того, в реальных делах человек демонстрирует подлинный способ своего мышления гораздо более адекватно, чем в своих повествованиях об этих делах.

Но если так, то поступки человека, а стало быть, и результаты этих поступков, вещи, которые ими создаются, не только можно, но и нужно рассматривать как проявления его мышления , как акты опредмечивания его мысли, замыслов, планов, сознательных намерений. Гегель с самого начала требует исследовать мышление во всех формах его реализации. Мышление обнаруживает свою силу и деятельную энергию вовсе не только в говорении, но и во всем грандиозном процессе созидания культуры, всего предметного тела человеческой цивилизации, всего "неорганического тела человека" (Маркс), включая сюда орудия труда и статуи, мастерские и храмы, фабрики и государственные канцелярии, политические организации и системы законодательства.

Именно на этом основании Гегель и обретает право рассматривать внутри логики объективные определения вещей вне сознания, вне психики человеческого индивида , причем во всей их независимости от этой психики. Ничего мистического или идеалистическою здесь пока нет: имеются в виду формы ("определения") вещей, созданных деятельностью мыслящего человека. Иными словами, формы его мышления, воплощенные в естественно-природном материале, "положенные" в него человеческой деятельностью. Так, дом выглядит как воплощенный в камне замысел архитектора, машина – как выполненная в металле мысль инженера и т.п., а все колоссальное предметное тело цивилизации – как "мышление в его инобытии", в его чувственно-предметном воплощении. Соответственно и вся история человечества рассматривается как процесс "внешнего обнаружения" силы мысли, как процесс реализации идей, понятий, представлений, планов, замыслов и целей человека, как процесс опредмечивания логики , т.е. тех схем, которым подчиняется целенаправленная деятельность людей.

Понимание и тщательный анализ мышления в таком аспекте (исследование "деятельной стороны", как называет это обстоятельство Маркс в "Тезисах о Фейербахе") не есть еще идеализм. Более того, логика, идущая таким путем, как раз делает решающий шаг в направлении к настоящему – "умному" материализму, к пониманию того факта, что все без исключения логические формы суть отраженные в человеческом сознании и проверенные ходом тысячелетней практики всеобщие формы развития действительности вне мышления. Рассматривая мышление не только в его словесном обнаружении, но и в процессе его опредмечивания, Гегель отнюдь не выходит за пределы анализа мышления , за рамки предмета логики как особой науки. Он просто вводит в поле зрения логики ту реальную фазу процесса развития мышления, без понимания которой логика не могла и не может стать действительной наукой.

С точки зрения Гегеля, подлинным основанием для форм и законов мысли оказывается только совокупный исторический процесс интеллектуального развития человечества , понятый в его всеобщих и необходимых моментах. Предметом логики выступают уже не абстрактно-одинаковые схемы, которые можно обнаружить в каждом индивидуальном сознании, общие для каждого из таких сознаний, а история науки и техники , коллективно творимая людьми, процесс, вполне независимый от воли и сознания отдельного индивида, хотя и осуществляемый в каждом его звене именно сознательной деятельностью индивидов. Этот процесс, согласно Гегелю, включает в себя в качестве своей фазы и акт реализации мышления в предметном действии, а через действие – в формах вещей и событий вне сознания. Здесь Гегель, по словам В.И. Ленина, "подошел вплотную к материализму...".

Рассматривая мышление как реальный продуктивный процесс, выражающий себя не только в движении слов, но и в изменении вещей, Гегель впервые в истории логики смог поставить задачу специального анализа форм мышления, или анализа мышления со стороны формы. До него эта задача, как ни парадоксально, в логике не возникала и даже не могла возникать, на что, между прочим, обратил внимание в "Капитале" Маркс: "Стоит ли удивляться, что экономисты, всецело поглощенные вещественной стороной дела, проглядели формальный состав относительного выражения стоимости, если профессиональные логики до Гегеля упускали из виду даже формальный состав фигур суждения и заключения...".

Логики до Гегеля действительно фиксировали лишь те внешние схемы, в которых логические действия, суждения и заключения выступают в речи , т.е. как схемы соединения терминов , обозначающих общие представления. Однако логическая форма, выраженная в этих фигурах, – категория – оставалась вне сферы их исследования, ее понимание просто-напросто заимствовалось из метафизики, онтологии. Так случилось даже с Кантом, несмотря на то что он все же увидел в категориях именно принципы суждений ("с объективным значением").

Поскольку же логическая форма, о которой идет речь у Маркса, была понята как форма деятельности, одинаково хорошо осуществляющейся как в движении слов-терминов, так и в движении вещей, вовлеченных в работу мыслящего существа, постольку тут впервые лишь и возникла возможность специально проанализировать ее как таковую , абстрагируясь от особенностей ее выражения в том или другом частном материале (в том числе от тех, которые связаны со спецификой ее реализации в материи языка).

В "логосе", в разуме выражены в логическом аспекте (в отличие от психологически-феноменологического) одинаково вещание и вещь или, скорее, былина и быль. (Кстати, весьма характерный для Гегеля пример игры словами, игры, высвечивающей, однако, генетическое родство выражаемых этими словами представлений. Sage – сказывание, вещание, откуда "сага" легенда о подвигах, былина ; Sache – емкое слово, означающее не столько единичную чувственно воспринимаемую вещь, сколько суть дела, положение вещей, существо вопроса, фактическое положение дел (вещей) – все, что есть или было на самом деле, быль .) Эта этимология используется в "Науке логики" для выражения очень важного оттенка мысли, который в ленинском переводе и в ленинской материалистической – интерпретации звучит так: "С этим введением содержания в логическое рассмотрение" предметом становятся не Dinge, a die Sache, der Begriff der Dinge (вещи, а суть, понятие вещей. – Ред .) не вещи, а законы их движения, материалистически".

Рассматриваемое как деятельность мыслящего существа в ее всеобщей форме, мышление и фиксируется в тех его схемах и моментах, которые остаются инвариантными , в каком бы особенном (частном) материале соответствующая деятельность ни выполнялась и какой бы продукт она в том или другом случае ни производила. Для гегелевской точки зрения совершенно безразлично, в чем именно осуществлена или осуществляется деятельность мышления – в артикулированных колебаниях воздушной среды и обозначающих их значках или же в любом другом естественно-природном веществе: "Во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления. Если мы будем так понимать мышление, то оно выступит в совершенно ином свете, чем в том случае, когда мы только говорим: мы обладаем способностью мышления наряду с другими способностями, как, например, созерцанием, представлением, волей и т.д."

Поэтому-то все универсальные схемы, прорисовывающиеся в деятельности мыслящего существа, в том числе и направленной на непосредственно созерцаемый или представляемый материал, должны рассматриваться как логические параметры мышления не в меньшей степени, чем схемы выражения мышления в языке, в виде фигур, известных старой логике. Мышление в широком смысле слова, как деятельность, изменяющая образы внешнего мира вообще, выраженные в словах (а не слова сами по себе), мышление, "которое деятельно во всем человеческом и сообщает всему человеческому его человечность", как способность, создающая знание в любых формах, в том числе в форме созерцаемых образов, и "проникающая" в них, а отнюдь не только субъективно-психический акт обращения со словами и есть предмет логики – науки о мышлении.

Мышление "выступает сначала не в форме мысли , а в форме чувства, созерцания, представления – в формах, которые должно отличать от мышления как формы ". Форма мышления как таковая выступает перед нами только в ходе мышления о самом же мышлении , только в логике.

Но прежде чем человек начнет мыслить о мышлении , он уже должен мыслить , еще не отдавая себе отчета в тех логических схемах и категориях, в рамках которых протекает процесс его мышления, однако уже воплощая их в виде конкретных мыслей и понятий науки, техники, нравственности и пр. Мышление, таким образом, реализуется вначале как деятельность во всем многообразии своих внешних проявлений. Форма мышления тут еще "погружена" в материал конкретных мыслей, чувственных образов и представлений, "снята" в них и потому противостоит сознательному мышлению как форма внешней действительности. Иными словами, мышление и формы мышления вначале выглядят для мыслящего существа вовсе не формами его собственной деятельности (его "самости" – das Selbst), создающей некоторый продукт, а формами самого продукта : конкретного знания, образов и понятий, созерцания и представления, формами орудий труда, машин, государств и т.д. и т.п., а также формами осознанных целей, желаний, хотений и пр.

Прямо себя мышление "увидеть" не может иначе чем в зеркале собственных творений, в зеркале внешнего мира, каким мы его знаем благодаря деятельности мышления . Таким образом, мышление, каким оно выступает в логике, это то же самое мышление, которое реализовало себя в виде знания о мире, в виде науки, техники, искусства и нравственности. Однако по форме они далеко не одно и то же. Ибо "одно дело – иметь такие определяемые и проникнутые мышлением чувства и представления, и другое – иметь мысли, о таких чувствах и представлениях" .

Невнимание к этому важнейшему различению и приводило старую логику к двоякой ошибке. С одной стороны, она фиксировала мышление только как "одну из субъективно-психических способностей индивида" и потому противопоставляла так понятому мышлению всю сферу "созерцания, представления и воли" как нечто такое, что находится вне мышления и не имеет с ним ничего общего, как вне мышления находящийся объект рефлексии. С другой же стороны, не различая двух указанных обнаружений силы мышления по форме , она не смогла и сказать, чем же форма мышления как таковая ("в-себе-и-для-себя") отличается от формы созерцания и представления, в виде которой та первоначально выступает и маскируется, и постоянно путала одну с другой: форму понятия принимала за форму созерцания, и наоборот.

Отсюда-то и получилось, что под видом понятия старая логика рассматривала всего-навсего любое представление , поскольку оно выражено в речи, в термине, т.е. образ созерцания, удержанный в сознании с помощью фиксирующей его речи. В итоге и самое понятие она ухватила только с той стороны, с какой оно действительно ничем не отличается от любого выраженного в речи представления или образа созерцания, лишь со стороны того абстрактно-общего, что и на самом деле одинаково свойственно и понятию, и представлению. Так и вышло, что за специфическую форму понятия она приняла форму абстрактного тождества, абстрактной всеобщности . Поэтому только она и смогла возвести закон тождества и запрет противоречия в определениях в ранг абсолютных основоположений, критериев формы мышления вообще.

На такой точке зрения застрял и Кант, который под понятием разумел любое общее представление , поскольку последнее фиксировано термином. Отсюда и его определение: "Понятие... есть общее представление или представление того, что обще многим объектам, следовательно – представление, могущее содержаться в различных объектах ".

Гегель же требует от логики более серьезного и глубокого решения проблемы понятия и мышления в понятиях . Для него понятие – прежде всего синоним действительного понимания существа дела, а не просто выражение любого общего, любой одинаковости объектов созерцания. В понятии раскрывается подлинная природа вещи, а не ее сходство с другими вещами, и в нем должна поэтому находить своё выражение не только абстрактная общность (это лишь один момент понятия, роднящий его с представлением), а и особенность его объекта. Вот почему формой понятия оказывается диалектическое единство всеобщности и особенности, которое и раскрывается через разнообразные формы суждения и заключения, а в суждении выступает наружу. Неудивительно, что любое суждение ломает форму абстрактного тождества, представляет собою ее самоочевиднейшее отрицание . Его форма – А есть В (т.е. не-A ).

Гегель четко отличает всеобщность, диалектически заключающую в себе, в своих определениях также и все богатство особенного и единичного, от простой абстрактной общности, одинаковости всех единичных объектов данного рода. Всеобщее понятие выражает собою действительный закон возникновения, развития и исчезновения единичных вещей. А это уже совсем иной угол зрения на понятие, гораздо более верный и глубокий, ибо, как показывает на массе случаев Гегель, подлинный закон (имманентная природа единичной вещи) далеко не всегда выступает на поверхности явлений в виде простой одинаковости, общего признака, в виде тождества. Если бы дело обстояло так, то ни в какой науке не было бы нужды. Невелик труд повсюду фиксировать эмпирически-общие признаки. Задача мышления совсем в другом.

Центральным понятием логики Гегеля поэтому и является конкретно-всеобщее , и его отличие от простой абстрактной всеобщности сферы представления Гегель блестяще иллюстрирует в своем знаменитом памфлете "Кто мыслит абстрактно?". Мыслить абстрактно – значит находиться в рабском подчинении силе ходячих словечек и штампов, односторонне-тощих определений, значит видеть в реальных, чувственно созерцаемых вещах лишь ничтожную долю их действительного содержания, лишь те их определения, которые уже "застыли" в сознании и функционируют в нем как готовые, как окаменевшие штампы. Отсюда и та "магическая сила" ходячих словечек и выражений, которые загораживают от мыслящего человека действительность, вместо того чтобы служить формой ее выражения.

В таком толковании логика только и становится действительно логикой познания единства во многообразии , а не схемой манипулирования с готовыми представлениями, логикой критичного и самокритичного мышления, а не способом некритической классификации и педантического схематизирования наличных ходячих представлений.

Исходя из такого рода предпосылок, Гегель пришел к выводу, что действительное мышление на самом деле протекает в иных формах и управляется иными законами, нежели те, которые имеющаяся логика считает единственными определениями мышления. Очевидно, что мышление надо исследовать как коллективную, кооперированную деятельность, в ходе которой индивид с его схемами сознательного мышления исполняет лишь частные функции. Но выполняя их, он одновременно постоянно вынужден осуществлять действия, никак не укладывающиеся в схемы обычной логики. Реально участвуя в общей работе, он все время подчиняется законам и формам всеобщего мышления , не осознавая их в этом качестве. Отсюда и получается та нелепая ситуация, когда подлинные формы и законы мышления воспринимаются и понимаются как некая внешняя необходимость , как внелогическая детерминация действий. И на том только основании, что они еще не выявлены и не осознаны логикой, не узаконены логическими трактатами.

Гегель, как нетрудно заметить, ведет критику традиционной логики и мышления, ей соответствующего, тем самым "имманентным способом", который как раз и составил одно из главных его завоеваний. А именно: утверждениям, правилам и основоположениям логики он противопоставляет не какие-то другие – противоположные – утверждения, правила и основоположения, а процесс практической реализации ее собственных принципов в реальном мышлении. Он показывает ей ее собственное изображение, указывая на те черты ее физиономии, которые она предпочитает не замечать, не осознавать. Гегель требует от мышления, согласно с логикой, только одного – неумолимой и бесстрашной последовательности в проведении выставленных принципов. И показывает, что именно последовательное проведение принципов (а не отступление от них) неизбежно, с неумолимой силой ведет к отрицанию самих принципов как односторонних, неполных и абстрактных.

Это – та самая критика рассудка с точки зрения самого же рассудка, которую начал Кант. И такая критика (самокритика) рассудка и описывающей его логики приводит к выводу, что "диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя, в противоречие...". К аналогичному выводу, собственно, пришел уже Кант, и если до него логика могла быть несамокритичной по неведению , то теперь она может сохранить свои обветшавшие позиции только в том случае, если будет уже вполне сознательно отворачиваться от неприятных для нее фактов, только сделавшись сознательно несамокритичной .

Исторически неизбежный недостаток кантовской логики в том и состоит, что она педантично схематизировала и обрисовала тот способ мышления, который приводит к выявлению и к острой формулировке противоречий, заключенных в любом понятии, но не показала, как их можно и нужно логически разрешать, не сваливая эту трудную задачу на "практический разум", на "моральные постулаты" и прочие за пределами логики лежащие факторы и способности. Гегель же видит главную задачу, выросшую перед логикой после трудов Канта, Фихте и Шеллинга, именно в том, чтобы найти, выявить и указать мышлению способ умного и конкретного разрешения противоречий, в которые неизбежно впадает мышление, сознательно руководствующееся традиционной, чисто формальной логикой. В этом-то и заключается действительное отличие гегелевской концепции мышления и логики от всех предшествующих.

Старая логика, столкнувшись с логическим противоречием, которое она сама же произвела на свет именно потому, что строжайшим образом следовала своим принципам, всегда пятится перед ним, отступает назад, к анализу предшествующего движения мысли, и старается всегда отыскать там ошибку, неточность, приведшую к противоречию. Последнее, таким образом, становится для формально-логического мышления непреодолимой преградой на пути движения мысли вперед, на пути конкретного анализа существа дела. Потому-то и получается, что "мышление, потеряв надежду своими собственными силами разрешить противоречие, в которое оно само себя поставило, возвращается к тем разрешениям и успокоениям, которые дух получил в других своих формах". Иначе и быть не может, так как противоречие появилось не в результате ошибки, и никакой ошибки в предшествующем мышлении обнаружить в конце концов так и не удается. Приходится уходить еще дальше назад, в область неосмысленного созерцания, чувственного представления, эстетической интуиции, т.е. в область низших (по сравнению с мышлением в понятии) форм сознания, где противоречия действительно нет по той простой причине, что оно еще не выявлено и не выражено четко в строгом определении понятия и в языке... (Разумеется, никогда не вредно вернуться к анализу предшествующего хода рассуждения и проверить, не было ли там формальной ошибки. Такое тоже случается, и нередко. И здесь рекомендации формальной логики имеют вполне рациональный смысл и ценность. Может оказаться в результате проверки, что данное логическое противоречие действительно есть всего-навсего результат допущенной где-то ошибки или неряшливости. Этого случая Гегель, конечно, никогда не думал отрицать. Он имеет в виду, как и Кант, лишь те антиномии, которые проявляются в мышлении в результате самого "правильного" и безупречного в формальном отношении рассуждения.)

Гегель же полагает, что противоречие должно быть не только выявлено, но и разрешено. И разрешено тем же самым логическим мышлением, которое его выявило в процессе развития определений понятия.

Гегель по-иному трактует как происхождение, так и способ разрешения логических противоречий. Как и Кант, он понимает, что они возникают вовсе не в силу неряшливости или недобросовестности отдельных мыслящих лиц. В отличие от Канта он понимает, что противоречия могут и должны найти своё разрешение и не должны сохранять навсегда вид антиномий. Однако именно для того, чтобы мышление могло их разрешить, оно предварительно должно остро и четко их зафиксировать именно как антиномии, как логические противоречия, как действительные , а не мнимые противоречия в определениях.

А вот этому-то традиционная логика не только не учит, но и прямо мешает научиться. Поэтому она делает мышление, доверившееся ее рецептам, слепым и несамокритичным, приучая его упорствовать на догмах, на абстрактных "непротиворечивых" тезисах. Так что Гегель с полным правом определяет прежнюю, формальную логику как логику догматизма, как логику конструирования догматически-непротиворечивых внутри себя систем определений. Однако такая "непротиворечивость" покупается слишком дорогой ценой – ценой вопиющего противоречия с другими системами, столь же "логичными". Здесь-то обнаруживается еще более глубокое противоречие с конкретной полнотой действительности и истины. И оно рано или поздно все равно разрушит самую складную догматическую систему.

Диалектика, согласно Гегелю, и есть форма (или метод, схема) мышления, включающая в себя как процесс выяснения противоречий, так и процесс их конкретного разрешения в составе более высокой и глубокой стадии рационального познания того же самого предмета, на пути дальнейшего исследования существа дела, т.е. на пути развития науки, техники и "нравственности", всей той сферы, которая у него называется "объективным духом".

Такое понимание сразу же вызывает конструктивные сдвиги по всей системе логики. Если у Канта "диалектика" представляла собою лишь последнюю, третью часть логики (учения о формах рассудка и разума), где речь идет, собственно, о констатации логически неразрешимых антиномий теоретического познания, то у Гегеля дело выглядит совсем по-иному. Сфера логического распадается у него на три основных раздела, или аспекта, в ней выделяются три стороны:

1) абстрактная, или рассудочная,

2) диалектическая, или отрицательно разумная, и

3) спекулятивная, или положительно разумная.

Гегель специально подчеркивает, что названные три стороны "не составляют трех частей логики, а суть моменты всякого логически реального , т.е. всякого понятия или всего истинного вообще".

В эмпирической истории мышления (как и в любом данном исторически достигнутом его состоянии) эти три стороны выступают то и дело в форме либо трех последовательных "формаций", либо в виде трех разных и рядом стоящих систем логики. Отсюда и получается иллюзия, будто бы они могут быть обрисованы в виде трех разных, следующих друг за другом разделов (или "частей") логики.

Логику в целом, однако, нельзя получить путем простого соединения указанных трех сторон, каждая из которых берется в том самом виде, в каком она была развита в истории мышления. Тут требуется критическая переработка всех трех аспектов с точки зрения высших – исторически лишь позже всех достигнутых – принципов.

Гегель дает характеристику трех "моментов" логического мышления, которые должны войти в состав Логики:

1) "Мышление как рассудок не идет дальше неподвижной определенности и отличия последней от других определенностей; такую ограниченную абстракцию это мышление считает обладающей самостоятельным существованием". Отдельным (обособившимся) историческим воплощением этого "момента" в деятельности мышления выступает догматизм , а логически-теоретическим его самосознанием – "общая", т.е. чисто формальная, логика.

2) "Диалектический момент есть снятие такими конечными определениями самих себя и их переход в свою противоположность". Исторически этот момент выступает как скептицизм , т.е. как состояние, когда мышление, чувствуя себя растерянным среди противоположных, одинаково "логичных" и взаимно провоцирующих одна другую догматических систем, не в силах выбрать и предпочесть одну из них. Соответствующее стадии скептицизма логическое самосознание отлилось в кантовское понимание диалектики как состояния неразрешимости антиномий между догматическими системами. Скептицизм ("отрицательная диалектика" типа кантовской) исторически и по существу выше догматизма, ибо диалектика, заключающаяся в рассудке, здесь уже осознана , существует не только "в себе", но и "для себя".

3) "Спекулятивное , или положительно-разумное , постигает единство определений в их противоположности, то утвердительное , которое содержится в их разрешении и переходе". В систематической разработке этого последнего "момента", а соответственно и в критическом переосмыслении первых двух с точки зрения третьего Гегель и видит исторически назревшую в логике задачу, а потому и свою собственную миссию и цель своей работы.

Будучи критически переосмысленными в свете только теперь добытых принципов, эти "моменты" перестают быть самостоятельными частями логики и превращаются в три абстрактных аспекта одной и той же логической системы. Тогда создается логика, руководствуясь которой мышление уже в полной мере становится самокритичным и не рискует впасть ни в тупость догматизма, ни в бесплодие скептического нейтралитета.

Отсюда же вытекает и внешнее, формальное членение логики на: 1) учение о бытии, 2) учение о сущности и 3) учение о понятии и идее.

Деление логики на объективную (первые два раздела) и субъективную совпадает на первый взгляд со старым членением философии на онтологию и собственно логику. Но Гегель подчеркивает, что такое деление было бы весьма неточным и условным, так как в логике "противоположность между субъективным и объективным (в ее обычном значении) отпадает".

Гегелевская позиция в данном вопросе опять-таки требует тщательного комментария, так как и до сих пор поверхностная критика гегелевского понимания логики и ее предмета чаще всего сводится к тому, что гегелевская позиция игнорирует противоположность между субъективным и объективным (между мышлением и бытием) и потому-де софистически выдает специфически логические схемы мышления за онтологические определения вещей вне мышления и, наоборот, всеобщие определения действительности вне мышления за схемы логического процесса. Она-де совершает двойной грех: гипостазирует логические формы, а с другой стороны, логизирует действительность.

Если бы первородный грех гегельянства состоял действительно в простой и наивной слепоте по отношению к противоположности между мышлением и действительностью, между понятием и его предметом, то тогда кантовский дуализм был бы верхом философской премудрости. На самом деле заблуждение Гегеля далеко не столь просто и вовсе не характеризуется произведенной выше оценкой. Различие и, что еще важнее, противоречие (противоположность) между миром вещей вне сознания и миром мышления (миром в мышлении, в науке, в понятии ) Гегель видел и осознавал куда острее, чем его наивные критики из числа кантианцев, и уж во всяком случае придавал этой противоположности куда более важное значение для логики, чем все вместе взятые позитивисты (которые специально в логике прямо отождествляют понятие и предмет понятия).

Дело совсем в ином, и иное понимание вопроса вытекает из специфически гегелевского понимания мышления , а стало быть, и гегелевского решения вопроса об отношении мышления к миру вещей.

Поэтому Гегель, формулируя программу критического преобразования логики как науки, ставит задачу привести логику (т.е. осознание мышлением всеобщих схем своей собственной работы) в соответствие с ее реальным предметом – с действительным мышлением, с его реально всеобщими формами и законами.

Последние существуют в мышлении вовсе не только и даже не столько как схемы и правила сознательного мышления, а как всеобщие схемы

3. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТИКА - ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ И ЛОГИКА МАРКСИЗМА- ЛЕНИНИЗМА Марксистская диалектика есть наука о всеобщих законах движения и развития природы, общества и мышления. Из этого следует, что одни и те же её законы являются законами объективного мира и

2. Метод «Капитала» – диалектический и исторический материализм в действии. Субъективная диалектика как логика и теория познания Общая характеристика метода и построения научной теории В «Капитале» К. Маркс, как мы видели, глубоко научным образом исследовал

Субъективная диалектика и формальная логика Для понимания сущности марксистской диалектической теории, как она разрабатывалась Марксом и Энгельсом, принципиально важным является вопрос об отражении объективной диалектики процессов и вещей в субъективной диалектике

Диалектика природы – диалектика истории – диалектика будущего (Энгельс о возрастающей роли общественного сознания) Велик соблазн восхвалять юбиляра. Что может быть проще, если юбиляр действительно велик! Но юбилей – это всегда повод задуматься о жизни и делах

Глава II. ДИАЛЕКТИКА КАК ЛОГИКА И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ Диалектический характер научного познания, выражающийся во взаимодействии субъекта и объекта, на протяжении веков проявлялся стихийно, как своего рода «крот истории» (К.Маркс). В марксистско-ленинской

Очерк третий. Логика и диалектика Мы уже говорили, что наиболее прямым путём к созданию диалектической логики является умудрённое историческим опытом «повторение пройденного», повторение дела Маркса, Энгельса, Ленина, критически-материалистическое переосмысление

Очерк пятый. Диалектика как логика Гегелевское решение вопроса о предмете логики сыграло в истории этой науки особую роль. И чтобы понять гегелевскую логику, мало только уяснить прямой смысл её положений. Важнее и труднее рассмотреть сквозь причудливые обороты

Логика открытия и логика оправдания гипотезы В стандартной модели развития теории, которая разрабатывалась в рамках позитивистской традиции, логика открытия и логика обоснования резко разделялись и противопоставлялись друг другу. Отголоски этого противопоставления

Очерк 3. ЛОГИКА И ДИАЛЕКТИКА Мы уже говорили, что наиболее прямым путем к созданию диалектической логики является умудренное историческим опытом "повторение пройденного", повторение дела Маркса, Энгельса, Ленина, критически-материалистическое переосмысление достижений,

ЛОГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ

ЛОГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ

Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия . Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов . 1983 .

ЛО́ГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ

наука о наиболее общих законах развития природы, общества и человеческого мышления. Эти законы отражаются в виде особых понятий – логич. категорий. Поэтому Л. д. можно определить и как науку о диалектич. категориях. Представляя собой систему диалектич. категорий, она исследует их взаимную , последовательность и переходы одной в другую.

Предмет и задачи Л. д. Логика диалектическая исходит из материалистич. решения основного вопроса философии, рассматривая как отражение объективной реальности. Этому пониманию противостояли и противостоят идеалистич. концепции Л. д., исходящие из представления о мышлении как о самостоятельной сфере, независящей от окружающего человека мира. Борьба между этими двумя взаимно исключающими интерпретациями мышления и характеризует всю историю философии и логики.

Особую роль по отношению к Л. д. играет как наука. Последняя, по сути дела, есть та же Л. д. с тем отличием, что в Л. д. мы имеем последовательное абстрактных логич. понятий, а в истории философии – последовательное развитие тех же понятий, но только в конкретной форме сменявших друг друга филос. систем. История философии подсказывает Л. д.

последовательность развития ее категорий. Последовательность развития логич. категорий в составе Л. д. диктуется прежде всего объективной последовательностью развития теоретич. знаний, к-рые, в свою очередь, отражают объективную последовательность развития реальных исторических процессов, очищенных от нарушающих их случайностей и не имеющих существ, значения зигзагов (см. Логическое и историческое). Л. д. представляет собой цельную, но отнюдь не законченную систему: она развивается и обогащается вместе с развитием явлений объективного мира и вместе с прогрессом человеч. знания.

И с т о р и я Л. д. Диалектическое мышление имеет древнейшее происхождение. Уже первобытное мышление было проникнуто сознанием развития, диалектикой.

Древневосточная, а также антич. создали непреходящие образцы диалектич. теорий. Антич. , основанная на живом чувств. восприятии материального космоса, уже начиная с первых представителей греч. философии твердо формулировала всю как становящуюся, как совмещающую в себе противоположности, как вечно подвижную и самостоятельную. Решительно все философы ранней греч. классики учили о всеобщем и вечном движении, в то же самое представляя себе в виде завершенного и прекрасного целого, в виде чего-то вечного и пребывающего в покое. Это была универсальная диалектика движения и покоя. Философы ранней греч. классики учили, далее, о всеобщей изменчивости вещей в результате превращения какого-нибудь одного основного элемента (земля, вода, воздух, огонь и эфир) во всякий . Это была универсальная диалектика тождества и различия. Далее, вся ранняя греч. учила о бытии как о чувственно воспринимаемой материи, усматривая в ней те или др. закономерности. Числа пифагорейцев, по крайней мере в раннюю эпоху, совершенно неотделимы от тел. Логос Гераклита есть мировой огонь, мерно вспыхивающий и мерно угасающий. Мышление у Диогена Аполлонийского есть воздух. Атомы у Левкиппа и Демокрита есть геометрич. тела, вечные и неразрушимые, не подверженные никаким изменениям, но из них составляется чувственно воспринимаемая . Вся ранняя греч. классика учила о тождестве, вечности и времени: все вечное протекает во времени, а все временное содержит в себе вечную основу, откуда и вечного круговорота вещества. Все создано богами; но сами боги есть не более, как материальных стихий, так что в конце концов космос никем и ничем не создавался, а возник собой и постоянно возникает в своем вечном существовании.

Итак, уже ранняя греч. классика (6–5 вв. до н.э.) продумала основные категории Л. д., хотя, находясь во власти стихийного материализма, она была далека от системы этих категорий и от выделения Л. д. в особую науку. Гераклит и др. греч. натурфилософы дали формулы вечного становления как единства противоположностей. Аристотель считал первым диалектиком элейца Зенона (А 1.9.10, Diels 9). Именно впервые резко противопоставили и множество, или мысленный и . На основе философии Гераклита и элеатов, в условиях нарастающего субъективизма, в Греции, естественно, возникла чисто отрицательная диалектика у софистов, к-рые в непрестанной смене противоречащих друг другу вещей, а также и понятий увидели относительность человеч. знания и доводили Л. д. до полного нигилизма, не исключая и морали. Впрочем, жизненные и житейские выводы из делал уже и Зенон (А 9. 13). В этом окружении Ксенофонт изображает своего Сократа, стремящимся давать учение о чистых понятиях, но без софистич. релятивизма, ища в них наиболее общие , разделяя их на роды и виды, обязательно делая отсюда моральные выводы и пользуясь методом собеседования: "Да и само "диалектика", – говорил он, – произошло оттого, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам..." (Memor. IV 5, 12).

Ни в каком случае нельзя снижать роль софистов и Сократа в истории Л. д. Именно они, отойдя от слишком онтологич. Л. д. ранней классики, привели в бурное человеч. с ее вечными противоречиями, с ее неустанным исканием истины в атмосфере ожесточенных споров и погоней за все более и более тонкими и точными мыслительными категориями. Этот эристики (споров) и вопросо-ответной, разговорной теории диалектики отныне стал пронизывать всю антич. философию и всю свойственную ей Л. д. Этот дух чувствуется в напряженно-мыслительной ткани платоновских диалогов, в различениях у Аристотеля, в словесно-формалистич. логике стоиков и даже у неоплатоников, к-рые при всей своей мистич. настроенности бесконечно погружались в эристику, в диалектику тончайших категорий, в интерпретацию старой и простой мифологии, в изощренную систематику всех логич. категорий. Без софистов и Сократа немыслима античная Л. д. и даже там, где она не имеет ничего общего с ними по своему содержанию. Грек – всегдашний говорун, спорщик, словесный эквилибрист. Такова же и его Л. д., возникшая на основах софистики и сократовского метода диалектического разговора. Продолжая мысль своего учителя и трактуя понятий, или идей, как особую самостоятельную действительность, Платон под диалектикой понимал не только разделение понятий на четко обособленные роды (Soph. 253 D. сл.) и не только искание истины при помощи вопросов и ответов (Crat. 390 С), но и " относительно сущего и истинного сущего" (Phileb. 58 А). Достигнуть этого он считал возможным только при помощи сведéния противоречащих частностей в цельное и (R. Р. VII 537 С). Замечательные образцы этого рода античной идеалистической Л. д. содержатся в диалогах Платона "Софист" и "Парменид".

В "Софисте" (254 В–260 А) дается как раз диалектика пяти основных диалектич. категорий – движения, покоя, различия, тождества и бытия, в результате чего трактуется здесь у Платона в качестве активно самопротиворечащей координированной раздельности. Всякая оказывается тождественной сама с собой и со всем другим, различной сама с собой и со всем другим, а также покоящейся и подвижной в самой себе и относительно всего другого. В "Пармениде" Платона эта Л. д. доведена до крайней степени подробности, тонкости и систематики. Здесь сначала дается диалектика единого, как абсолютной и неразличимой единичности, а затем и диалектика едино-раздельного целого, как в отношении его самого, так и в отношении всего иного, к-рое от него зависит (Раrm. 137 С – 166 С). Рассуждения Платона о разных категориях Л. д. рассыпаны по всем его произведениям, из чего можно указать хотя бы на диалектику чистого становления (Tim. 47 Ε – 53 С) или диалектику космич. единства, стоящего выше единства отдельных вещей и их суммы, а также выше самого противопоставления субъекта и объекта (R. Р. VI, 505 А – 511 А). Недаром Диоген Лаэртский (III, 56) считал изобретателем диалектики именно Платона.

Аристотель, поместивший платоновские идеи в пределах самой материи и тем самым превративший их в формы вещей и, кроме того, присоединивший сюда учение о потенции и энергии (как равно и др. аналогичных учений), поднял Л. д. на высшую , хотя всю эту область философии он называет не Л. д., но "первой философией". Термин "логика" он сохраняет за формальной логикой, а под "диалектикой" он понимает учение о вероятных суждениях и умозаключениях или о видимости (Anal. prior. 11, 24а 22 и др. места).

Значение Аристотеля в истории Л. д. огромно. Его учение о четырех причинах – материальной, формальной (вернее, смысловой, эйдетической), движущей и целевой – трактовано так, что все эти четыре причины существуют в каждой вещи совершенно неразличимо и тождественно с самой вещью. С совр. т. зр. это, несомненно, есть учение о единстве противоположностей, как бы сам Аристотель ни выдвигал на первый план (вернее сказать, ) как в бытии, так и в познании. Учение Аристотеля о перводвигателе, к-рый мыслит сам же себя, т.е. является сам для себя и субъектом и объектом, есть не что , как фрагмент все той же Л. д. Правда, знаменитые 10 категории Аристотеля рассматриваются у него раздельно и вполне описательно. Но в его "первой философии" все эти категории трактованы достаточно диалектично. Наконец, не нужно низко ставить то, что он сам называет диалектикой, а именно систему умозаключений в области вероятных допущений. Тут уж во всяком случае Аристотель дает диалектику становления, поскольку сама только и возможна в области становления. Ленин говорит: "Логика Аристотеля есть запрос, искание, подход к логике Гегеля, а из нее, из логики Аристотеля (который всюду, на каждом шагу, ставит и м е н н о о д и а л е к т и к е) сделали мертвую схоластику, выбросив все поиски, колебания, приемы постановки вопросов" (Соч., т. 38, с. 366).

У стоиков "только мудрый – диалектик" (SVF II фр. 124; III фр. 717 Arnim.), а диалектику они определяли как "науку правильно беседовать относительно суждений в вопросах и ответах" и как "науку об истинном, ложном и нейтральном" (II фр. 48). Судя по тому, что у стоиков логика делилась на диалектику и риторику (там же, ср. I фр. 75; II фр. 294), Л. д. у стоиков совсем не было онтологическим. В этому эпикурейцы понимали Л. д. как "канонику", т.е. онтологически и материалистически (Diog. L. X 30).

Из домарксистской философии 19 в. огромным шагом вперед явилась русских революц. демократов – Белинского, Герцена, Чернышевского и Добролюбова, к-рым их революц. теория и не только дала возможность перейти от идеализма к материализму, но и привела их к диалектике становления, помогшей им создавать самые передовые концепции в разных областях истории культуры. Ленин пишет, что диалектика Гегеля явилась для Герцена "алгеброй революции" (см. Соч., т. 18, с. 10). Насколько Герцен глубоко понимал Л. д., напр. в отношении физич. мира, видно из следующих его слов: "Жизнь природы – беспрерывное развитие, развитие отвлеченного простого, не полного, стихийного в Полное, сложное, развитие зародыша расчленением всего заключающегося в его понятии, и всегдашнее домогательство вести это развитие до возможно полного соответствия формы содержанию – это диалектика физического мира" (Собр. соч., т. 3, 1954, с. 127). Глубокие суждения о Л. д. высказывал и Чернышевский (см., напр., Полн. собр. соч., т. 5, 1950, с. 391; т. 3, 1947, с. 207–09; т. 2, 1949, с. 165; т. 4, 1948, с. 70). По условиям времени революц. демократы могли только подойти к материалистич. диалектике.

Л. д. в буржуазной философии 2 - й п о л. 1 9 – 2 0 в в. Буржуазная философия отказывается от тех достижений в области диалектич. логики, к-рые имелись в прежней философии. Л. д. Гегеля отвергается как " ", "логическая ошибка" и даже "болезненное извращение духа" (Р. Гайм, Гегель и его время – R. Haym, Hegel und seine Zeit 1857; А. Тренделенбург, Логические исследования – A. Trendelenburg, Logische Untersuchungen, 1840; Э. Гартман, О диалектическом методе –Е. Hartmann, Über die dialektische Methode, 1868). Попытки правых гегельянцев (Михелет, Розенкранц) защитить Л. д. оказались безуспешными, как в силу догматического к ней отношения, так и в силу метафизич. ограниченности их собственных воззрений. С др. стороны, развитие математич. логики и ее огромные успехи в обосновании математики приводят к ее абсолютизации как единственно возможной научной логики.

Сохраняющиеся в совр. бурж. философии элементы Л. д. связаны прежде всего с критикой ограниченности формальнологич. понимания процесса познания и воспроизведением учения Гегеля о "конкретности понятия". В неокантианстве на место абстрактного понятия, построенного на основе закона обратного соотношения объема и содержания понятия и потому ведущего к все более пустым абстракциям, ставится "конкретное понятие", понимаемое по аналогии с математич. функцией, т.е. общим законом, к-рый охватывает все отд. случаи посредством применения переменной, принимающей любые последовательные значения. Восприняв эту мысль из логики М. Дробиша (Новое изложение логики... – М. Drobisch, Neue Darstellung der Logik..., 1836), марбургской школы (Коген , Кассирер, Наторп) вообще подменяет логику "абстрактных понятий" "логикой математич. понятия о функции". Это приводит, при непонимании того факта, что есть способ воспроизведения действительности разумом, а не сама она, к отрицанию понятия субстанции и "физич. идеализму". Однако в неокантианской логике сохраняется и ряд моментов идеалистич. Л. д. – понимание познания как процесса "создания" объекта (объект как "бесконечное задание"); принцип "первоначала" (Ursprung), состоящий в "сохранении объединения в обособлении и обособления в объединении"; "гетерология синтеза", т.е. подчинение его не формальному закону "Α-A", но содержательному "А-В" (см. Г. Коген, Логика чистого познания – Н. Cohen, Logik der reinen Erkenntnis, 1902; П. Наторп, Логические основы точных наук – Р. Natorp, Die logischen Grundlagen der exakten Wissenschaften, 1910).

Существенными принципами Л. д. является всеобщей связи и взаимозави-симости явлений, а также их развития, осуществляющегося через . Отсюда характерные для Л. д. принцип, требующий учета всех (могущих быть выделяемыми на данной ступени познания) сторон и связей изучаемого предмета с др. предметами; принцип, требующий рассмотрения предметов в развитии. Развитие имеет место только там, где каждый его момент является наступлением все нового и нового. Но если в этих наступающих новых моментах не будет присутствовать то самое, что становится новым, и нельзя будет его узнавать во всех этих новых моментах, то окажется неизвестным то, что развивается, и, следовательно, рассыплется и само развитие. Исключение различия моментов становления приводит к гибели самое становление, поскольку становится только то, что переходит от одного к другому. Но полное исключение тождества различных моментов становления тоже аннулирует это последнее, подменяя его дискретным множеством неподвижных и ничем не связанных между собой точек. Т.о., как различие, так и тождество отдельных моментов становления необходимы для всякого становления, без к-рого оно делается невозможным. Взятое в определ. пределах и в конкретном содержании развитие есть история, Л. д. есть прежде всего логика развития, логика историческая. О диалектике у Ленина говорится, что она есть "...учение о развитии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде, учение об относительности человеческого знания, дающего нам отражение вечно развивающейся материи" (Соч., т. 19, с. 4). Историзм есть сущность диалектики, а диалектика в основе своей обязательно есть историч. процесс.

Противоречие есть движущая сила становления, "Раздвоение единого и познание противоречивых частей его... есть с у т ь (одна из "сущностей", одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики" (там же, т. 38, с. 357). Развитие есть осуществление противоречия и противоположностей, к-рое предполагает не просто тождество и различие абстрактных моментов становления, но и их взаимоисключение, их объединение в этом взаимоисключении. Т.о., реальное становление не есть просто тождество и различие противоположностей, но их единство и борьба Л. д. изучает развитие категорий, отражающих действительность, к-рая "сама себя движет" и вне к-рой нет не только никакого двигателя, но и вообще ничего нет. Отражающие ее категории обладают относительной самостоятельностью и внутренней логикой движения. "Мыслящий разум (ум) заостривает притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений до существенного различия, до п р о т и в о п о л о ж н о с т и. Лишь поднятые на вершину противоречия, разнообразия становятся подвижными (regsam) и живыми по отношению одного к другому, – ...приобретают ту негативность, которая является в н у т р е н н е й пульсацией самодвижения и жизненности" (там же, с. 132). "Две основные (или две возможные? или две в истории наблюдающиеся?) концепции развития (эволюции) суть: развитие как уменьшение и увеличение, как повторение, и развитие как единство противоположностей ( на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношение между ними). При первой концепции движения остается в тени самодвижение, его д в и г а т е л ь н а я сила, его источник, его (или сей источник переносится в о в н е – бог, субъект etc.). При второй концепции главное внимание устремляется именно на познание источника "само"-движения. Первая концепция мертва, бедна, суха. Вторая – жизненна. Τолько вторая дает ключ к "самодвижению" всего сущего, только она дает ключ к "скачкам", к "перерыву постепенности", к "превращению в противоположность", к уничтожению старого и возникновению нового" (там же, с. 358). "Движение и " с а м о д в и ж е н и е" [это ΝΒ! самопроизвольное (самостоятельное), спонтанейное, в н у т р е н н е -н е о б х о д и м о е движение ], "изменение", "движение и жизненность", "принцип всякого самодвижения", " " (Trieb) к "движению" и к "деятельности" – противоположность, "мертвому бытию" – кто поверит, что это-суть "гегелевщины", абстрактной и abstrusen (тяжелой, нелепой?) гегельянщины?? Эту суть надо было открыть, понять, hinüberretten, вылущить, очистить, что и сделали Маркс и Энгельс" (там же, с. 130).

Замечательной характеристикой Л. д. являются следующие рассуждения Ленина: "Стакан есть, бесспорно, и стеклянный цилиндр и инструмент для питья. Но стакан имеет не только эти два свойства или качества или стороны, а бесконечное количество других свойств, качеств, сторон, взаимоотношений, "опосредствовании" со всем остальным миром. Стакан есть тяжелый предмет, который может быть инструментом для бросания. Стакан может служить как пресс-папье, как помещение для пойманной бабочки, стакан может иметь , как предмет с художественной резьбой или рисунком, совершенно независимо от того, годен он для питья, сделан ли он из стекла, является ли его цилиндрической или не совсем, и так далее и тому подобное.

Далее. Если мне нужен стакан сейчас, как инструмент для питья, то мне совершенно не важно знать, вполне ли цилиндрическая его форма и действительно ли он сделан из стекла, но зато важно, чтобы в дне не было трещины, чтобы нельзя было поранить себе губы, употребляя этот стакан, и т.п. Если же мне нужен стакан не для питья, а для такого употребления, для которого годен всякий стеклянный цилиндр, тогда для меня годится и стакан с трещиной в дне или даже вовсе без дна и т.д.

Логика формальная, которой ограничиваются в школах (и должны ограничиваться – с поправками – для низших классов школы), берет формальные определения, руководствуясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим. Если при этом берутся два или более различных определения и соединяются вместе совершенно случайно (и стеклянный цилиндр и инструмент для питья), то мы получаем эклектическое определение, указывающее на разные стороны предмета и только.

Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и "опосредствования". Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это, во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет, в его развитии, "самодвижении" (как говорит иногда Гегель), изменении. По отношению к стакану это не сразу ясно, но и стакан не остается неизмененным, а в особенности меняется назначение стакана, употребление его, с в я з ь его с окружающим миром. В-3-х, вся человеческая практика должна войти в полное "определение" предмета и как и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что "абстрактной истины нет, всегда конкретна", как любил говорить вслед за Гегелем, покойный Плеханов... Я, разумеется, не исчерпал понятия диалектической логики. Но пока довольно и этого" (Соч., т. 32, с. 71–73).